Елена Тебнёва - Академия Грейс

Я промолчала. Не самые — слишком слабо сказано. Осознание, что всю жизнь предстоит провести с человеком, который тебя не любит и вряд ли полюбит, убивало. Выедало изнутри, отравляло, мешало дышать… Я судорожно вздохнула и с удивлением поняла, что плачу. Торопливо провела по щекам ладонями и упрямо закусила губу.

— Вижу, тебе это знакомо, — сочувственно улыбнулся Марк. — Ты нравишься мне, Грейс. Я смог помочь себе. Смогу помочь и тебе. Если ты того захочешь. Если решишь, что достойна большего, чем следовать выбранным за тебя путем.

— Я… не знаю, — прошептала я, чувствуя, как запертая в душе боль вновь рвется наружу.

— Грейс… Это твоя жизнь. Ты имеешь полное право прожить ее так, как считаешь нужным. И если все-таки решишь освободиться, дай знать. Я помогу. В любое время.

Марк сжал мою дрожащую ладонь и, не прощаясь, ушел, оставив полог. Который пришелся очень кстати…

Если подруги и заметили мои покрасневшие глаза и распухший нос, то тактично не подали вида.

Я обрадовала Радишу вестью о сданном зачете, вернула ей амулет, а когда она, радостная, похромала делиться счастьем с сокурсниками, поведала внезапно свалившуюся на меня тайну будущей целительнице, предварительно стребовав клятву молчать. И удивилась, обнаружив, что новость ее не особо взволновала.

— Не переживай, — улыбнулась Лэн. — Алек последнее время сам не свой ходит, никогда его таким не видела. Радиша ему очень нравится, поверь.

Наверное, придется. К тому же он ведь говорил, что я красивая, и будь мой характер менее колюч и более покладист… То получилась бы Радиша!

Поболтать на эту тему, обсудив надежды и опасения, не вышло. В окно тихо постучали, и, когда я открыла створку, в комнату влетел бумажный голубь. Покружился под потолком, спланировал на мою ладонь и, вспыхнув, превратился в тонкий лист бумаги. Я пробежалась глазами по ровным строчкам, написанным хорошо знакомым почерком, и, быстро переодевшись, поспешила к воротам академии.

Где-то на полпути пожалела, что не выпросила у Лэн немного ее зелья. Руки предательски дрожали, да и дыхание сбивалось… Нет, хотелось узнать все, что от меня скрывали, но, оказавшись в шаге от разгадки, я отчего-то испугалась. А вдруг правда мне не понравится? Ведь не зря же отец столько лет ее избегал.

Пришлось остановиться и несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Что бы там ни было, знание лучше неведения. Я уже не ребенок и сумею справиться если не со всем, то со многим. А для того, с чем не сумею, у меня есть отец. И Дан.

Поймав себя на последней, не слишком-то взрослой, мысли, я сокрушенно вздохнула и, упрямо вздернув подбородок, пошла дальше.

Папа ждал у ворот, небрежно прислонившись к стене и изучая неспешно плывущие по прозрачно-синему небу облака. Расслабленная, безмятежная поза, и лишь прорезавшая переносицу морщинка выдавала его истинные чувства. Похоже, предстоящего разговора он боялся ничуть не меньше, чем я.

По пути к дому, снятому отцом на время пребывания в городе, мы разговаривали о всякой ерунде. Папа рассказал о своем последнем задании, упуская детали, которых мне знать не стоило; я же поведала о своих успехах в изучении изящных искусств, мудро умолчав обо всех случившихся неприятностях. Зачем лишний раз нервировать единственного родителя? О моем побеге мы не говорили вовсе, и если поначалу я ждала неудобных вопросов и нотаций, то под конец расслабилась и просто наслаждалась прогулкой, дышала свежим воздухом и любовалась разноцветной пышной листвой.

Домик оказался маленьким, окруженным золотыми березами и багровыми кленами. Красная черепица и розовато-желтые стены гармонично вписывались в осенний пейзаж. Внутри было чисто и мило, только немного прохладно, но папа быстро это исправил, отправив в камин огненную искру.

Маленькая кухня меня просто очаровала. Янтарное дерево стен, пестрый коврик на полу, занавески в тон на окошке и пряный запах сушеных трав создавали домашний уют, в который хотелось погрузиться с головой, позабыв о проблемах. Что я и сделала, устроившись за столиком у окна и с наполняющим сердце теплом наблюдая, как папа привычно хлопочет у крохотной плиты, соображая неразумной дочери завтрак, о котором она сегодня даже не вспомнила. Особого аппетита не было, да и хотелось поскорее разобраться со всеми тайнами, но под строгим родительским взором пришлось покорно подкрепиться яичницей и хрустящим поджаренным хлебом. Получив на десерт огромную кружку горячего, сдобренного корицей и ванилью какао, я обхватила ее ладонями и испытующе посмотрела на отца.

Дальше он тянуть не стал. Окинул меня полным горечи взглядом и негромко начал:

— Двадцать лет назад я был молод и ветрен. Сила кипела в крови, требуя приключений. В те годы я и не думал о семье. Любые оковы были не для меня. А потом я встретил Верею. Такую же, как я сам, неудержимую, словно воплощение огня. Те месяцы были незабываемы. Азарт, опасность… любовь. Когда я осознал, что Верея постепенно становится для меня важнее всего, я испугался. Это уже начало связывать по рукам и ногам, а я оказался не готов к такому и… сбежал. Решил, что время лечит все, и через нару-тройку месяцев я и думать забуду о ней, о том, что она для меня значит. Вот только не помог этот лекарь. Когда я попытался ее разыскать, то не смог — следы заметать она умела. А через два года я попал в переплет, из которого не чаял выбраться живым… И спасла меня она. С тех пор мы не расставались. Мы были счастливы, Грейси, и с твоим появлением это счастье стало полным. Наверное, кто-то наверху посчитал, что даже чересчур…

Отец судорожно вздохнул, сжал кулаки и продолжил с явным трудом:

— Все началось с того, что Верея взялась за очередное дело. Сорвалась внезапно, даже не рассказала толком, куда и зачем отправляется. Обещала объяснить, когда вернется, но… не вернулась. Все оказалось гораздо сложнее, чем я полагал.

Он запнулся, подбирая слова, а я тоскливо подумала, что в последнее время в моей жизни сложно абсолютно все. И чем дальше — тем сложнее. И страшнее. Я видела, как тяжело папе дается разговор, но… он был необходим. Нам обоим.

— Верея хранила много секретов. И далеко не все сочла нужным открыть мне. После ее гибели я получил письмо, написанное ею как раз на этот случай. О таинственном деле там упоминалось лишь, что это очень важно, зато было кое-что другое… Я изначально знал, что Верея скрывала цвет силы. Не понимал зачем, но и объяснений не требовал, считая, что, если ей хочется казаться светлой — пусть, кому от этого хуже, тем более что во вред она силу никогда не использовала. У нее имелся занятный артефакт, позволявший использовать светлую энергию, и вопросов ни у кого не возникало… Так вот, в письме были ответы на те самые вопросы, которые мне все же стоило задать. Оказалось, что когда-то давно, еще до нашего знакомства, твоя мама принадлежала культу Темных богов.