Кристиан Бэд - Магистериум морум

В это время на лестнице гаснет последняя свеча, и больше уже ничего нельзя разглядеть.

«Вашими словами вы не обманете ребёнка; не слова ваши будет он слушать, но ваш взор, ваш дух, который обладает вами».

В. Одоевский

На земле и в Аду, день 15.

Магистр Фабиус закрыл глаза. Слёзы текли по его лицу. Он не должен был так беспечно проводить сложные обряды, напугавшие мальчика, не должен был уезжать так поспешно…

Разве думаем мы, как дети поймут наши взрослые забавы? Мы стремимся, чтобы они не унизили нас своими глупостями, но сами можем унижать их безжалостно.

— Что с ним сталось? — прошептал он едва слышно. — Он жив?

Но инкубу и не требовались слова.

— Твой сын нарушил обряд, — ответил он тихо. — Боюсь, душа его умерла. Но средоточие огня Аро могло наполнить его тело. Иначе как объяснить то, живое, что я ощущаю на твоём острове?

— Но как? Как это могло случиться? Даже если Дамиен не сумел защитить себя заклинаниями, шагнув в пентаграмму… Если в пылу страсти он потерял амулеты… Демон убил бы его!

— Аро не был ещё провозглашён демоном. Он был слишком молод, глуп и неопытен, а его средоточие огня ещё не подчинилось Договору… Иначе… Ты прав — он пожрал бы душу Дамиена и вернулся в Ад. Но тело Аро оказалось слишком слабым, он не смог освободиться из пентаграммы. Лишь воля его всегда поражала меня своей удивительной живостью. Но в Аду положено считать, что нет у сущего никакой воли до вступления в Договор с Сатаной. И потому я не знаю, что мне сейчас думать. И не знаю, кого мы увидим в башне.

— Тебе-то какое дело! — огрызнулся магистр, посмотрел в пылающие глаза Борна… И отвернулся, моргая. Слёзы спасли его радужку от ожога.

Фабиус помолчал, промокая манжетой глаза. А потом спросил неуверенно:

— Выходит, ты знал всё это с самого начала? С той, первой нашей встречи?

Борн тяжело вздохнул и не ответил. Чего отвечать, когда и так всё ясно?

— Но почему ты не сказал мне этого раньше? — воскликнул Фабиус.

— Но как?! — воскликнул инкуб. — Как я должен был сказать это тебе? — он поник плечами. — Как я мог заставить человека поверить демону? Я старался понять, в чём твоя логика, чтобы убедить тебя, но так и не понял. Всё, что сталось меж нами, вышло случайно…

— А этот спектакль с Алекто? Он тоже нужен был для того, чтобы я тебе поверил? Так это ты украл её?

— Кого? — удивился Борн, словно позабыв уже всё, что было с ним в Ангистерне.

— Алекто? — переспросил маг и прикрыл слезящиеся глаза ладонью.

Смотреть на Борна не было никакой возможности, внутри демона всё полыхало.

— Зачем бы сдалась мне эта взбалмошная кошка? — Борн отвернулся и помотал опущенной головой.

— Но тогда… кто? И как она оказалась в Ангистерне?

Борн медлил с ответом. Потом снова покачал низко опущенной головой: мол, откуда я знаю? Или это движение можно было истолковать иначе?

Но маг не смотрел инкуба. Он думал о Дамиене. О том, что заставило сына сотворить всё это. Ведь ничего же не предвещало? Или это он был так слеп?

— Если бы знать заранее… — пробормотал он. — Но что же с мальчиком? Выходит, это он заперся на острове? Верно, решил, что всего лишь оборотился в демона? Или умом он теперь не мой сын, а?.. Что же вышло из него, инкуб?

— Да не знаю я! — огрызнулся Борн. Плечи его напряглись. — Знаю одно — там, на острове, кто-то есть! Он не откликается. И видеть не желает никого!

— И что мы будем делать? — тихо спросил Фабиус.

Колени его подогнулись, и он без сил опустился на землю. Борн сел рядом, спиной к человеку, и молча уставился в воду.

Они долго ни о чём не говорили. Ёжась, сидели на холодном ветру.

Колдовской огонь погас. Короткий осенний день умирал, и красное солнце всё ниже спускалось над Неясытью.

Фабиус из-под руки глядел на остров Гартин, где угадывался силуэт магической башни, Борн смотрел, как течёт река. Временами вода вскипала бурунчиками, кое-где всплывала сварившаяся рыба. Сначала — один за другим — два гольяна, потом сорожка…

— Это я у тебя хотел бы спросить, что нам делать, — выдавил инкуб, не отводя глаз от воды. — Ты — человек, люди — хитры, изворотливы. Ты доказал это в Ангистрене, смертный. А я… Хочешь, я испепелю реку? — он вскочил в порыве, но не повернулся к Фабиусу, опасаясь обжечь его взглядом. — Я могу многое, маг! Но я не знаю, что делать с мальчиком, так и не ставшим взрослым…

— Это моя башня. Она подчинится мне, — пробормотал Фабиус, вглядываясь вдаль. — Так или иначе, я в состоянии…

— Мы… — перебил инкуб и запнулся.

Второй раз демон и человек были вынуждены встать по одну сторону. Но Борн не стоял и рядом с себе подобными, не то, что с людьми. Ему было пусто и дико, и всё-таки он продолжил:

— Мы не должны причинить ему вред. Это…

Плечи инкуба дрогнули, и Фабиус понял, о чём он подумал. Сын — это было всё, что у него осталось. Пусть даже это был взбрендивший подросток, нарушивший то, чему его учили… Хотя… Нарушил ли что-нибудь Аро?

Борн качнул головой.

«Тем хуже, — подумал Фабиус. — Значит молодой инкуб — ещё и невинная жертва. Какая нелепость: демон — жертва…».

— У меня тоже никого нет, кроме сына, — сказал он.

— А Алисса? — спросил инкуб.

— Алисса? Она…

Фабиус старался ни о чём не думать, но подозрения были сильнее рационального в нём. Он сразу же вспомнил, как спускался по лестнице, оставив женщину с инкубом…

— Ты идиот, — сказал Борн. — Ты же мог спросить у неё? Ты же не хуже меня различаешь ложь?

— Я не смог бы поверить, что она… Что она не смогла бы…

Фабиус задохнулся от радости, боли и раскаяния.

— Люди злы, глупы и не любопытны… — пробормотал инкуб. — Но — плохо ли это?

Наверное, чувства его были резче: ещё одна рыбёшка всплыла кверху побелевшим брюхом.

— В первый раз вижу, чтобы уху варили в реке, — невесело усмехнулся магистр.

— Ты уверен, что мы сможем проникнуть в башню? — Борн глянул искоса. — Так, чтобы он не сумел… Но и не пострадал?

— Сможем, — просто ответил Фабиус. — Я строил её тогда, когда даже не думал, что заведу детей. Но у меня есть условие.

Он оглянулся, представил в воображении лицо Саймона. Демоническое зрение, услужливо подсунутое Борном, дало ему возможность увидеть, что бедный парень спит прямо на земле, там, где когда-то стоял созданный демоном шатёр.

Шатёр, разумеется, развеялся, как только Борн и Фабиус покинули его, но лекарь не пошёл за ними, силы оставили его. Рядом сидел Хел, обхватив руками колени, и, кажется, дремал. Уловив невидимый интерес Фабиуса, демонёнок поднял голову, оглянулся по сторонам и исчез.

Магистр огорчился, поняв, что Хел боится его. Возможно, виноват был Борн, что тоже пристально вглядывался в быстро подступающую ночь.