Пол Томпсон - Судьба

Снова опустилась тишина. Слова Львицы содержали намек на безрадостное повествование, уходящее корнями в далекое прошлое. Что за злодеяние совершили эти преступники, чтобы заслужить такое ужасное наказание? Что за эльфами были эти призраки?

Гилтас прервал молчание. — «Интересный тезис», — сказал он, и повернул разговор в другое русло. Сенатор напомнил ему об истощавшихся запасах еды. Мясо продолжало исчезать, несмотря на то, что склады тщательно охранялись. Зерно, овощи и питьевые жидкости оставались нетронутыми, но животная плоть явно крайне не приветствовалась здесь, даже будучи приготовленной или заготовленной. Запасы воды были достаточными, но новых источников не было найдено с тех пор, как они покинули реку Львицы. Бывший член Дома Садовников утверждал, что воды достаточно прямо под поверхностью земли. Волшебные лозы в руках чувствительных эльфов показывали ее изобилие, и довольно просто можно было выкопать колодцы.

Учитывая, что еда была главнейшим приоритетом, Беседующий отдал приказ отправить на следующий день поисковые партии, чтобы прочесать местность на предмет чего-нибудь съедобного.

«Сир, а как же призраки?» — хотел знать Хамарамис.

«Если мы вскоре не отыщем еду, мы все станем призраками», — проворчала Кериан.

Самые дальние поиски, сказал Гилтас, должны выполняться конными разведчиками, которые смогут оторваться от любых враждебных духов. Все отряды должны вернуться в лагерь за час до заката, чтобы не столкнуться с хищническими блуждающими огоньками.

На этом совет был окончен. Как только последний член совета покинул палатку Беседующего, Трусанар вышел вперед и быстро осмотрел своего короля.

«Ваша лихорадка усилилась. Слишком большое перенапряжение. Слишком много ночного воздуха».

«Слишком много быть Гилтасом», — сказала Кериан.

Улыбаясь, Беседующий признал себя виновным во всех обвинениях, а затем сказал Трусанару, что тот может идти. Явно раздосадованный легкомысленным отношением своего господина, целитель отправился к своему спальному мешку. Приблизились писцы Беседующего, готовые занять свои места для ночного чтения и диктовки, но Кериан отпустила их. Гилтас не протестовал.

Когда палатка Беседующего оказалась пуста, за исключением их двоих, его мужественная осанка сникла. Он тяжело навалился на руку жены, чтобы совершить короткую прогулку от походного кресла к убогой постели.

Вскоре он уже сидел под грудой одеял и ковров, под которой задохнулась бы Кериан, и попросил ее наполнить чашу с лекарством. Когда он, сильно морщась (так как оно было чрезвычайно горьким), маленькими глотками выпил лекарство, Кериан подняла тему, которая, она знала, ему не понравится.

«Я смогу добраться до святейшей госпожи. Я смогу убедить ее прийти».

«Мне не обойтись без тебя».

В его комментарии было больше раздражения, чем правды. Она напомнила ему, что здесь не было явной угрозы, с которой не смогли бы вместо нее справиться Хамарамис или Таранас. Ее присутствие не обеспечивало особых преимуществ в поисках пищи. Но привлечение на свою сторону Са'иды существенно меняло дело.

Элир-Сана была не только богиней изобилия, она также была богом исцеления, кхурским воплощением богини, известной квалинестийцам как Квинести-Па. Са'ида была ее самым высоким представителем в Кхуре, давнишней благословенной дочерью. Жрица спасла Кхури-Хан от чумы после смерти Малис и служила подлому Сахиму в течение многих лет интриг, давления и заговоров. Если кто и мог излечить умирающего Беседующего с Солнцем и Звездами, то это была Са'ида.

Личные проблемы никогда не имели большого значения для Гилтаса, так что Кериан просто сказала: «Даже если она не может одолеть армию призраков и блуждающих огней, ее совет будет неоценим».

«Кхур опасен. А Кхури-Хан — вдвойне», — упрямо сказал он.

Он дрожал все время, пока они спорили. Задрожав еще сильнее, Гилтас неожиданно рухнул спиной на постель, точно его тело просто отказалось больше его поддерживать. Он попытался снова сесть, но его дрожащим рукам не хватало сил поднять его.

Она опустилась на колени подле него. — «Гил!»

«Я так устал». — Прошептал он, закрывая глаза, — «И я боюсь, Кери-ли. Если ты уйдешь, я боюсь, что когда ты вернешься, меня здесь не будет».

Он никогда прежде не поддавался ни страху, ни тяготам своей болезни. Кериан почувствовала, как к глазам подступили слезы. Она с разрывающей сердце осторожностью взяла его в свои руки; одной рукой опустила его голову себе на плечо, а другой отвела волосы с его лица.

«Ты воздвиг такой барьер», — прошептала она, ее слезы падали неконтролируемо. — «Почем ты не сказал мне, что так смертельно болен?»

«Я не мог слишком часто признаваться в этом. Это плохо влияет на мое моральное состояние». — Он слабо рассмеялся.

«Тебе нужно отдохнуть…»

Он повернул лицо к теплой ложбинке ее горла. Бессмысленные слова утешения застыли у нее на губах.

«Я сделаю, что должен, ради своего народа — даже умру, если должен», — сказал Гилтас. — «Но я не могу сделать это без тебя. Я потерял Планчета. Я не могу…»

Мучительное признание резко прервалось. Он слегка отстранился от нее. Кериан наблюдала, как он собирается с силами, натягивая их на себя, точно потертое платье.

Она несколько секунд глядела на его дрожащее тело, а затем спросила: «Гил, ты веришь мне?» — Его ответом был молчаливый кивок. — «Мы не сможем жить в этой долине, если не побороть ее неприязнь к миру животных. У нас нет ресурсов победить ее. Леди Са'ида — наша лучшая надежда. Я могу отправиться в Кхури-Хан и вернуться через полтора дня. Дай мне свое разрешение».

«Ты всегда куда-то несешься. Миссии всегда жизненно важные. Кери-ли, ты недостаточно ценишь свою жизнь. Когда ты отправилась из Кхуриноста навстречу кочевникам, я думал, ты собиралась умереть».

В то время это и было ее целью, хотя он и не знал этого. Она справилась с той частицей безумия.

«Теперь ты снова хочешь сбежать». — Он вздохнул, опуская веки. — «Я не в том состоянии, чтобы остановить тебя».

Она положила руку ему на щеку. — «Ты — мой суверен. Ты можешь единственным словом остановить меня».

В его глазах ненадолго заискрился свет. — «Если бы я только мог найти то слово». — Веки сомкнулись, и искры погасли. — «Ты можешь идти».

Сон похитил его. Кериан долгое время оставалась у его постели. Несколько раз его дыхание становилось столь слабым, что ей казалось, что оно останавливалось, но ее рука у него на груди продолжала ощущать медленное биение сердца.

«Я — твоя жена», — сказала она, хотя и знала, что он не слышал ее. — «И я вернусь».

Двое всадников пробирались сквозь руины лагеря кочевников. На мужчине были коричневые штаны и ботинки, а его кожаная куртка скрывала кольчужную рубашку. Свой меч он носил открыто. Его темные волосы выросли длинными и поседели на висках. Женщина была на пятнадцать лет моложе. Она заплетала волосы в одну черную косу, достигавшую середины спины. Ее экипировка во многом напоминала его, только была черной, а не коричневой. Поперек луки седла лежал арбалет необычной конструкции.