Джеймс Кейбелл - Кое-что о Еве

– Зачем тебе это слово? – спрашивали женщины, которые его любили и лелеяли.

– Не знаю, – отвечал он им. Тогда жены и наложницы единодушно в девять тысяч голосов заявили, что никогда ранее не слыхивали такой чепухи. И он снова ответил им:

– Я не знаю...

По этой причине царь Соломон отправился в Антан, намереваясь услышать, как произносится слово могущества.

Тогда третий мудрец сказал:

– Я – Мерлин Амброзий. Мудрость, которой я обладал, была сверхчеловеческой, потому что она досталась мне от моего отца. Но я поставил ее на службу Небесам. Страна была поражена голодом, болезнями, страхом. Множество мелких вождей сражались друг с другом на своих диких полях и беспричинно устраивали друг другу засады. Я превратил страну в благоустроенное государство. Я дал стране одного короля, чей меч сверкал так же ярко, как тридцать факелов. Этот меч сверкал по всей стране, устанавливая справедливость и другие небесные добродетели. Так могуществен был Калибурн – меч, от которого отказался Юрген. Теперь, когда Артур Пендрагон и его соратники исполняли мои прихоти, этот меч служил Небесам. Они были моими марионетками... В своей игре я дал глазастому безбородому мальчишке и его неотесанным друзьям в свою очередь поиграть с мыслью о том, что каждый из них, как и любой другой человек, является сыном Божьим и наместником его Отца на земле, и что человеческая жизнь есть дорога домой, путь к нескончаемому счастью, идти по которому следует так, как подобает прямому наследнику Небес. Эти дикари поверили мне. Они были веселы днем и ночью. Они учились никому не завидовать, любить Бога, не чинить зла. Они учились говорить красиво и по делу, быть щедрыми в подаяниях, опрятно одеваться, петь и танцевать, а также бесстрашно воевать со злом. Все это сильно расстроило моего отца... Однако моя идея, я верю в это и ныне, была прекрасна. Она создавала красоту повсюду, потому что, как я говорил, наследник Небес должен по пути домой вести себя достойно. Да, результаты были величественны и живописны. Возник Кэрлеон; и не было на земле города более очаровательного, чем прекрасный Кэрлеон, построенный на Уске, между лесом и чистой рекой. Артур восседал там на помосте под пологом из огненно-красного сатина. Под локтем у него была красная сатиновая подушка. Графы, бароны и рыцари сидели вокруг короля Артура Пендрагона в соответствии со своим званием и положением. Угнетенные и несчастные приходили к Артуру. Для юношей он был отцом, старикам – опорой. Он ненавидел зло, защищал справедливость и ничего не боялся. Мой отец был о нем не лучшего мнения... Но мне нравились мои игрушки, потому что теперь я видел во всех частях страны необычную романтическую красоту. Рыцари в поисках приключений разъезжали на огромных скакунах. Они разъезжали, бряцая оружием. Они были закованы в голубые, багряные и зеленые, отделанные серебром доспехи. На их броне красовались яркие фигурки львов, леопардов, грифонов и морских коньков, на шлемах часто развевался рукав женского платья. Гиганты, с которыми сражались эти рыцари, были могучими великанами, которые съедали семь свиных туш за один присест; драконы, с которыми они вступали в бой, были чудесными огромными червями со сверкающей чешуей, блестящими гребнями и пышными гривами. Девушки, которых они спасали, были прекраснее, чем весь белый свет. У них были светлые вьющиеся волосы и амулеты из червонного золота на лбу. Их нежные розовые тела были одеты в платья из желтого сатина. На ногах у них были сапожки из окрашенной кожи с позолоченными пряжками... In fine, наследники Небес по пути домой весьма живописным образом исполняли свои моральные и полицейские обязанности. Именно так я, Мерлин Амброзий, играл героическими добродетелями; я, сын своего отца, сделал людей лучше, чем они были, когда вышли из рук Творца. Однако все это основывалось на совершенно возмутительной идее, и вскоре милые, смешные и огорчительные проделки этих родных мне по плоти игрушек перестали удовлетворять мои желания.

Когда пожилой джентльмен сделал паузу в своем задумчивом монологе, Джеральд заметил:

– Насколько я помню, мессир Мерлин, вы испытывали влечение к некой колдунье, которая перехитрила и предала вас.

– Люди, – ответил Мерлин с мрачной улыбкой, – заблуждаются на этот счет. Разве меня можно перехитрить? Нет! Ведь я – Мерлин Амброзий.

И тогда Мерлин рассказал Джеральду о юной Нимюэ, дочери богини Дианы, и о том, как старый, уставший от жизни, ученый Мерлин пришел к ней в обличье молодого дворянина. Он рассказывал о том, как долго они играли со старой магией в весенних лесах у чистого источника, на дне которого галька блестела как начищенное серебро. Чтобы заставить двенадцатилетнюю девочку рассмеяться – а она так восхитительно смеялась, – старый маг поставил все дьявольские приемы на службу шутовству и веселью. В апрельском лесу он сотворил для юной Нимюэ фруктовый сад, где вперемешку и не по сезону одновременно произрастали все самые сладкие и вкусные плоды. Ради этой девчушки, широко раскрывшей глаза от изумления, плясали фантомы в обличье вооруженных рыцарей, архиепископов, принцесс и фавнов с козлиными ногами, и все это было великолепной забавой... Потом Мерлин рассказал Нимюэ – которая, когда капризничала, так смешно надувала губы, – как без камня, дерева или железа построить башню такую прочную, что она простоит столько времени, сколько будет существовать вселенная. А Нимюэ, когда засыпала, положив руку под голову, тихонько повторяла древние руны. Приласкав своего возлюбленного, Нимюэ заключила Мерлина в заколдованной башне, которую она построила из апрельского воздуха над цветущим белым цветом кустом боярышника, чтобы такой удивительный, мудрый и милый возлюбленный полностью принадлежал ей одной.

– И там я очень долго был счастлив, – сказал Мерлин. – Мои игрушки, когда я перестал с ними играть, принялись уничтожать друг друга. Среди них возникли раздоры, ревность и ненависть. Они забыли прекрасную идею, которую я подбросил им для игры. Страна больше не была благоустроенным государством. Мои игрушки сражались на опустошенных полях и коварно устраивали друг другу засады в древних лесах. Артур принял смерть от рук своего собственного незаконнорожденного сына, зачатого в кровосмесительном союзе. Для прямого наследника Небес это был ужасный конец. Круглый Стол перестал существовать. Страна была поражена голодом, болезнями, страхом.

Мерлин, старый поэт, который больше не играл в куклы, умолк. Он сидел, устремив в никуда задумчивый взгляд своих спокойных, утомленных глаз. Потом он сказал:

– Я слышал об этом. Но это неважно. Я был счастлив. Да, полагаю, я был счастлив. Я стал домоседом, и это продолжалось довольно долго... Не было никакого разнообразия. В этом маленьком раю, который был создан ребенком из волшебного апрельского воздуха, не было никакого разнообразия. Не было ни врага, ни противника, которого я мог бы победить каким-нибудь хитроумным приемом. Было только счастье... Нимюэ всегда оставалась юной, доброй и довольной просто потому, что я был там. Дитя любило меня. Но не было никакого разнообразия. Ни один сын моего отца не остается навечно домашним животным. И в конце концов я, Мерлин Амброзий, понял, что мои желания не ограничивались этой башней из апрельского воздуха. Там был только рай. Там было только вечное и неизменное счастье, о котором я когда-то рассказывал глазастому безбородому мальчишке и его неотесанным друзьям.