Вероника Иванова - Разрушитель: И маятник качнулся… На полпути к себе. Вернуться и вернуть

— И вовсе не через полтора!

— Угу. Месяцев пятнадцать ушло бы. При удачном стечении обстоятельств.

Обиженно отворачиваюсь и бурчу в сторону:

— Да всего-то и нужно было, что Поток найти.

— Вот именно! — подхватил Ксо. — Ты хоть догадывался, где его искать?

— Ну-у-у-у…

— Гну! Так я и думал… Ближайшее смыкание Пластов [118]— на север от Виллерима. Миль этак двести.

— Так далеко? — Ошарашивающая новость заставляет забыть об обиде.

— В принципе рядом. Но не для некоторых, разумеется. И ждали бы тебя Созидающие… до следующего Пробуждения, которое у них, насколько я знаю, вообще пока не запланировано.

— Я бы успел. Если бы мне вовремя сказали…

— Куда идти? Правда, если учесть, что ты никогда не двигаешься заданным маршрутом, говорить что-либо бесполезно. Проще взять за ухо и притащить в нужное место.

— Вот все вы так: чуть что, сразу — за ухо! Того и гляди, с корнем вырвете.

— Это идея. Можно и уши оборвать, и…

— Но-но! Я бы попросил! Точнее… Спросил бы.

— О чём?

— Почему ты со мной возишься?

Ксаррон скривил губы, словно собирался порадовать меня очередной колкостью, но вдруг передумал, поднял голову и несколько вдохов внимательно вглядывался в сплетение чёрных веток, за которыми, как за кованой оградой, пряталась луна. И то, что я в конце концов услышал, ответом не стало:

— Тебе какую версию изложить? Историческую? Патетическую? А может быть, романтическую?

— Их так много?

— Версий? О да!

— А причин?

— Ещё больше. И в то же время меньше. Возможно, причина вообще одна-единственная. Но её никто не знает.

— У меня нет настроения смеяться твоим шуткам.

— А грустить?

— А грустить нет желания.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Узнать чуть больше, чем знаю сейчас. И лучше, если ты сам придумаешь какую-нибудь нелепицу, чем я займусь тем же самым!

— Уж это точно! — хохотнул Ксо. — Ладно, уговорил. Только обещай не спрашивать, правду говорю или нет!

— Если настаиваешь. — Безразлично пожимаю плечами, и кузен укоризненно щурится:

— Отсутствие любопытства тебя погубит, можешь мне поверить!

— А я как раз любопытничаю!

— Джерон, — голос стал на тон ниже, что означало переход от непринуждённой беседы к назидательной лекции, — я готов поклясться: ты донимаешь меня расспросами только потому, что уже придумал кучу ответов. А поскольку в твоей голове места вечно не хватает, тебе необходимо срочно установить, какие из ответов имеют право остаться в пределах видимости, а какие должны тихо и мирно удалиться прочь. И при чём тут любопытство? Пошлый и рациональный подход к решению проблемы. Даже не буду спрашивать, угадал или нет, потому что твой нос разочарованно морщится, а это верный признак!

— Признак чего?

— Того, что у тебя отняли очередную игрушку. Только не обижайся!

— И не думал.

— Думал, думал, не отпирайся! Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть достойному противнику.

— Имеешь в виду себя?

— Ты равно не умеешь льстить и подкалывать, поэтому занимайся тем, что у тебя получается вполне сносно.

— Например?

— Задавай вопросы.

— Я уже спросил!

— А разве я не ответил? — делано изумился Ксо.

— Нет!

— Значит, мне не понравился вопрос.

— Ни себе чего! — Вот теперь я возмущён. На самом деле. — Сделай милость, расскажи тогда, что тебе нравится!

— Я пошутил. — Не то чтобы кузен идёт на попятную, хотя налицо попытка остудить мой пыл. Ну такие штуки со мной давно уже не проходят:

— А я нет!

— Ах какие мы нетерпимые!

— Я спросил сущую ерунду, а получил вместо ответа ворох увёрток. И что прикажешь с ними делать?

— Выкинуть подальше, — пожимает плечами кузен. — Хорошо, не буду больше над тобой смеяться… Так что ты хотел узнать?

— Зачем ты всё это делаешь?

— Что всё?

— Ну… Помогаешь выпутаться из дурацкой ситуации. Учишь. Приводишь домой.

— Возможно, это доставляет мне удовольствие.

— Ага! И злился ты тоже из удовольствия?

— А как же! Между прочим, всласть позлиться — самое милое дело! Это для радости поводов много, а чистая злость под ногами не валяется, искать надо. Там, где трава погуще да тени побольше.

— Опять шутишь? — Даже не упрекаю. Устал от бесплодных попыток завести серьёзный разговор, и Ксаррон это чувствует, потому что мгновенно меняет тон:

— Не совсем. Так, чуть-чуть… Ты и в самом деле меня развлёк. Внёс в мою скучную жизнь некоторую приятную сумятицу.

— Доставил массу неприятностей…

— Положим, я их таковыми не считаю. И тебе не советую. Воспринимай всё происшедшее как маленький семейный отдых. Не всё ж делами заниматься, надо иногда и дурака повалять!

— И совершенно очевидно, какого «дурака» ты имеешь в виду.

— Ну опять надулся! Я же предупреждал: причин моих поступков много и не все из них придутся тебе по вкусу.

— Не все. Но я, кажется, знаю ту, которая не понравится в первую очередь тебе.

— Вот как? Я весь внимание.

У кого любопытства в избытке, так это у моего кузена. Впрочем, все Крадущиеся такие. Можно сказать, главная фамильная черта — совать нос во все дыры, щели и тёмные углы. Положено, в общем. И этой слабостью Ксо можно беззастенчиво пользоваться в корыстных целях. Можно. Только я всегда был излишне мягкотел, чтобы научиться наносить удар по самому слабому месту.

— Причину зовут Магрит.

— Неужели? — Не дрогнуло ничего: ни голос, ни мельчайшая чёрточка лица. Кого-то другого это равнодушие обмануло бы, но я слишком хорошо знаю: когда речь заходит о моей сестре, Ксаррон замыкает чувства в себе. Любые. Словно боится, что кто-то подглядит и разнесёт по всему свету его великую тайну… Влюблён по уши, вот как это называется.

— Может, она и неглавная, но, несомненно, самая любимая причина.

— Гадёныш! — шипение сквозь зубы, правда не угрожающее, а, скорее, слегка недовольное. Впрочем, передо мной кузен не считает нужным притворяться без особой нужды: слишком много было бы чести.

— Новый комплимент? Премного благодарен! Надо будет записать, а то забуду… А если честно, Ксо, это из-за неё?

— Что — это?

— Твоя нежная забота обо мне.

Наступившее молчание длится ровно столько, чтобы мы оба успели справиться: я — с желанием хихикнуть, кузен — с настоятельной потребностью одарить меня затрещиной. Мне первому удаётся победить свои чувства:

— Извини.

— За что?

— Я не хотел шутить на эту тему. Само как-то получилось.

— Вижу.

Он всё ещё напряжён и вовсе не из-за моего нелепого чувства юмора. Сам того не желая, я затронул то, что Ксаррон меньше всего хотел бы со мной обсуждать. Нет, даже мимолётно касаться в разговоре и то не стал бы. А меня словно что-то тянет за язык… Ну не могу остановиться, и всё тут!