Марк Лоуренс - Ошимское колесо

Я оглянулся на мертвецов, выглядывавших из дверей тронного зала. Возможно, если бы я не посмотрел, они бы и дальше так стояли, безучастно глядя на меня. Похоже, мой взгляд их оживил, и они все как один рванули вперёд.

– Поднимайся! – Я прыгнул к Снорри и попытался его поднять. Одно лишь прикосновение к нему снова дало моим рукам то ощущение смертной сухости, словно кожа стала бумагой, словно жизнь высасывалась из плоти. – Поднимайся! – Легче было бы поднять лошадь.

Снорри оттолкнулся руками и поднялся на ноги к тому времени, как мертвецы до нас добрались. Нежити уже не было, так что они утратили скорость, но всё равно, их было много.

Но численность, похоже, не имела значения. Снорри шёл через них, как коса. Это напомнило мне о моей славной победе над мальчишками с вёдрами в оперном театре. Снорри одолевал мертвецов, как принц Красной Марки одолевал напуганных уличных оборванцев. Топор – отличное оружие для такого дела. Меч это язык: он говорит красноречивым голосом насилия, отыскивает жизненно важные органы врага и убивает его. Топор же только рычит. Наносимые им раны разрушительны, а топор Снорри едва ли не каждым ударом отнимал голову или руку.

Спустя две минуты норсиец стоял в центре устроенной им бойни, посреди пары десятков трупов, настолько изрезанных, что некромантия уже не могла сделать из них ничего опасного. Я пошёл за ним следом в тронный зал, бросая нервные взгляды через плечо, высматривая новых врагов, которые могли приближаться по коридору. У многих мертвецов в ножнах на поясах были мечи. Я взял тот, что с виду был выкован для дела, а не для представления.

– Ты… в порядке? – Я осматривал зал. Снорри, покрытый чужой кровью, стоял, опустив голову и тяжело дыша. Он держал топор у бёдер – одна рука рядом с лезвием, другая на дальнем конце древка. Выглядел он неважно. Как и зал: каждая поверхность здесь была испачкана, трон свален, гобелены растоптаны, и всё воняло смертью и разложением. – Снорри? – Он выглядел почти как незнакомец.

Он поднял голову, уставившись на меня из-под чёрных волос – непроницаемый, способный на всё.

– Я… – Его первое слово мне с тех пор, как мы разделились в Аду. Для меня прошло несколько месяцев – сколько жизней по ощущениям прошло там?

Из тёмного угла зала, из-под гобелена – на котором раньше была вышита серебром какая-то победа, и который теперь был заляпан кровью и грязью, – поднялся покойник и бросился на Снорри сзади, таща за собой вышитую ткань, словно знамя. Снорри, почти не глядя, ударил вбок, топор был словно продолжением его руки. Голова покойника отлетела, его тело запнулось, и он рухнул.

– Я обрёл покой, – сказал Снорри, подошёл и заключил меня в воинские объятья.

ДВАДЦАТЬ

– Лиза! – я вырвался от Снорри, и чуть не споткнулся об один из истерзанных трупов, усеивавших пол большого зала Гертета. – Лиза!

– Девушка, на которой ты хотел жениться? – Снорри сделал шаг назад, словно впервые обратив внимание на окружающее.

– Надо бежать! – Я бросился в сторону главных дверей. – У меня семья в беде.

Снорри закинул топор на плечо и направился за мной, перешагивая разбросанные части доспехов и изредка дёргавшиеся трупы.

Огромные двери тронного зала Гертета косо перекрещивались – каждая висела лишь на одной петле. Я пнул левую створку, и она качнулась назад. Вестибюль напоминал роскошно украшенный склеп.

– Боже. – Кто-то принял здесь бой – возможно, элита бабушки. Обезображенные тела усеивали залитый кровью пол, среди них валялось с дюжину болотных гулей, а многие мертвецы до сих пор были разбухшими и перепачканными вонючим речным илом.

– В какой мы стране? – спросил Снорри из-за плеча.

– Это дворец в Вермильоне. Мой дядя попробовал поиграть в короля. Получилось не очень.

От главных дверей Миланского дома остались одни обломки, дерево посерело от сухой гнили, испорченное прикосновением нежити. Мы спустились по ступеням, Снорри со щитом, который он взял у мёртвого стражника.

– Это ж вроде не в твоём духе? – посмотрел я на него, подняв бровь.

– Стрелы гулей ещё меньше в моём духе. – И он пошёл за мной по лестнице.

Несколько брошенных факелов продолжали гореть, окружая дом ореолом слабого света. Здесь всё было почти так же, как внутри. Изломанные трупы, разбрызганная кровь, полдюжины мертвецов на виду – они бесцельно бродили, по крайней мере пока первые из них не заметили нас.

– Бежим! – крикнул я, бросаясь наутёк.

Я остановился ярдов через десять, поняв, что Снорри не бежит за мной, и там, куда бегу я, темно. Я повернулся в его сторону. – Бежим?

Снорри ухмыльнулся мне, демонстрируя все свои белые зубы в черноте бороды.

– Не для того я столько времени ходил по Хель, – он умолк, пока яростным точно выверенным ударом отрубал голову первому мертвецу, добравшемуся до него, – чтобы убегать от этих жалких останков. – Следующего он не столько обезглавил, сколько пробил голову топором. Ещё двое бросились на него одновременно. У меня не было времени смотреть, как он с ними разбирается, поскольку служанка в порванном платье выбрала меня. Она неловко набросилась, торопливо ковыляя, седые волосы беспорядочно развевались, на шее виднелись фиолетовые синяки в тех местах, где её душили мёртвые руки. Я ткнул мечом ей в рот, и он вышел у неё из затылка. Скверное занятие. Я ещё пытался вытащить клинок, когда мимо прошёл Снорри. Служанка, даже с пробитой головой, слепо хваталась за меня. Пришлось мне отскочить, и она свалилась, молотя руками по земле.

– Пойдём уже, – крикнул он мне через плечо. В одной руке он держал пару догорающих тростниковых факелов, освещая себе путь, на остатках смолы угасали языки пламени.

Я пошёл впереди, ожидая, что из темноты на нас выскочит какой-нибудь ужас, и чем дальше мы шли без нападений, тем хуже было чувство ожидания. Но наконец мы оказались перед Римским залом, и никто нам не противостоял, ни живой, ни мёртвый.

– Кто внутри? – спросил Снорри. – Только Лиза?

– Я точно не знаю, Лиза, её сестра Миша, моя новорождённая племянница. – Как маршал города я должен был собирать людей и идти на стены. Лиза умрёт, как и все остальные, если основные силы прорвутся снаружи в город. Но чёрт с ней, с логикой, мне нужно было узнать, что с Лизой всё в порядке, и что все они живы. Или по крайней мере увидеть, что они мертвы, и знать, что больше ничего не сможет их спасти.

Парадные двери стояли распахнутыми, в зале за ними было темно. Я шёл впереди и увидел кровь на лестнице – всего лишь пятно, где кто-то, наверное, упал и ударился головой.

Кончиком клинка я открыл дверь слева. Свет догорающего факела Снорри слабо освещал длинный коридор, индусские статуи отца и вазы в нишах через равные промежутки. В нескольких ярдах лежала голова Толстого Неда и таращилась на потолок с выражением некоторого удивления – возможно оттого, что он умер на службе, встретив быстрый и жестокий конец после столь долгой битвы против того, что пожирало его изнутри. Ещё одно доказательство того, что никто из нас не знает, чего ожидать. Я оглянулся в поисках его костлявого трупа, но нигде его не увидел.