Ирмата Арьяр - Поцелуй на счастье, или Попаданка за!

И столкнулась с неразрешимой проблемой: Лаори-Эрль не мог показать самого себя. Вот почему на его картинах всегда пейзажи или натюрморты. Иногда портреты на темном тициановском фоне. И ни одного интерьера.

А потому я видела, как по каменистому берегу идет девушка в платье горничной с метелкой в одной руке и тряпкой в другой, не замечая накатывающего на гальку прибоя. Изредка она взмахивала метелкой, словно очищая невидимые завитушки лепнины, или протирала спинки и подлокотники кресел.

— Покажи мне, когда она уснула.

Девушка пропала и появилась снова на некотором расстоянии. С распущенными волосами, в длинной рубашке с завязками на горловине и рукавах. Она зевнула и легла на гальку, поворочалась, укутываясь невидимым одеялом.

И я поняла, что проиграла. Все бесполезно. Замок показывал в режиме реального времени. Столько ждать и наблюдать я не могла.

Тогда я стала просто называть имена, чтобы познакомиться с тем, как Лаори-Эрль видел этих девушек. Возможно, он смотрел иначе, глубже, смотрел в суть. И мог передать именно свое видение.

Наверняка Дэйтар или его маги тоже догадались побеседовать с сердцем Лаори-Эрля, и никаких открытий я не сделаю, но мне надо отвлечься от тревожных мыслей. Так почему бы не сделать этого, расспрашивая интерактивный телевизор?

Никаких открытий я не сделала, кроме одного. Чисто из любопытства и университетской привычки систематизировать информацию, я попросила показать мне смерть бывшей фрейлины, леди Виветан.

Пейзаж на картине, монотонно плескавший ласковыми синими волнами на серебристо-серую гальку, мгновенно изменился. Вздыбился крутой каменный склон с широкими ступенями. Налетел ветер, притащил низкие свинцовые тучи. Крупный ворон, неизменно сидевший на валуне, поднялся в воздух, сердито каркнул и едва увернулся от плеснувшей в него волны.

Как завороженная, я наблюдала за неравной схваткой. Стихия ярилась. Пыталась сбить чернокрылого в полете, слизнуть высокими языками волн. Наконец, огромная как альбатрос птица сдалась и с оглушительным карканьем убралась в расщелину скалы, торчавшей далеко в море. Волны тщетно лизали ее подножие, но добраться не могли — чем выше они вздымались, тем выше поднимался каменный зубец.

Увлеченная разыгравшейся сценой, я не сразу обратила внимание на черное пятно, спускавшееся с каменного склона берега.

Девушка с темными волосами, забранными в прическу придворной дамы, двигалась медленно, придерживая отделанную кружевами юбку двумя пальцами. Вторая рука лежала на невидимых перилах. Несмотря на бушующий на картине шторм и брызги, складки платья и накинутая на лицо вуаль почти не шевелились, как если бы Виветан — а это была, несомненно, она — спускалась по широкой парадной лестнице Лаори-Эрля.

Жаль, лица не показали. Из-под вуали виднелись только изящно очерченные алые губы и подбородок с ямочкой.

Остановившись на последней каменной ступени, девушка протянула руку, обтянутую кружевной перчаткой, ее пальцы обхватили что-то и поднесли к губам. Как будто кто-то подал ей бокал на подносе. Сделав глоток, девушка вернула невидимый сосуд, всплеснула руками, как птица, пытающаяся взлететь, и, подогнув ноги, мягко осела, аккуратно уложив голову на ступень.

И это называется «разбилась, упав с лестницы»?

Я осторожно коснулась живой картины подушечками пальцев. Очень все странно. Она была так спокойна. Удобно разлеглась на лестнице. Словно ее задачей была имитация смерти. Выпила сонное зелье, как несчастная Джульетта? Зачем, если она к тому времени уже была сомнамбулой? Или и это был розыгрыш, а на самом деле она сговорилась с кем-то, чтобы сбежать из замка? Интересно, что с ней было дальше?

И вдруг, хотя я спрашивала мысленно, Лаори-Эрль ответил. На берег плеснула огромная волна, заставив меня отпрянуть и зажмуриться. А когда я распахнула глаза, берег на картине опять изменился. Галька образовала круг, в нем стоял саркофаг с откинутой крышкой, а внутри — завернутая в саван Виветан с желтоватым восковым лицом, какое бывает у покойников на третий день. Невидимые руки опустили крышку, и все исчезло в портальной вспышке.

Что ж, действительно сбежала. То ли живой, то ли все-таки мертвой.

И это можно было бы выбросить из головы, если бы не тот факт, что способ Виветан был частично использован против нескольких десятков девушек. Пока без летального исхода и удаления из замка.

Получается, демонического проклятия сомнамбул нет? Кто-то банально травит девчонок сонным зельем?

А куда смотрит граф и его лекари?

Скажи, Лаори-Эрль.

Замок, словно устав, молчал: дремал, насылая на чистый, ослепительно-белый песок лазурные волны. Этакая реклама безмятежных пляжей Канарских островов. Даже ворон-альбатрос куда-то исчез. Не нравится мне этот ворон. Какой-то он не такой, как в портальном зале или на росписях в кабинете графа. Жаль, не обратила внимания, что же мне в нем не понравилось.

Стук в дверь отвлек меня от размышлений.

— Войдите.

Створка приоткрылась, но стучавший даже носа в спальню не показал. Скромный какой.

— К вам гости, таинэ, — послышался голос Кенза. — Прибыл магистр Нейсон, а с ним два храмовника для переговоров. Мэйстр Чесс провел их в приемный зал гостевого флигеля, там же сэр Гринд.

Ура! Гора сдвинулась!

— Иду! — Я бросила взгляд в зеркало, поморщилась, заметив темные круги под глазами, но припудриваться не стала. Пусть видят, как убивается невеста по несправедливо арестованному жениху. — Кенз, на столе в кабинете подготовлены деньги для храмовников. Найди два кошеля и раздели золотые поровну. Но спрячь под полу, не свети ношей. Может, еще удастся обойтись без милостыни.

В крайнем случае, выдам как аванс за работу.

Зеленоглазый хмыкнул, поклонился, когда я прошла мимо него, прошелестев шелковыми юбками, и с осуждением изрек:

— Совсем вы себя не бережете, таинэ! Вы так и не пообедали.

Я уже заметила прикрытый крышкой остывший обед на столике перед диваном, но отмахнулась:

— Ничего, с гостями перекушу.

Кенз закашлялся.

— Миледи, нельзя кушать за одним столом с такими гостями.

— Ты будешь учить меня этикету? — вскинула я бровь, так и захотелось бросить театрально надменное «смерд», но черные маги вряд ли поймут черный юмор. — Что-то не заметила я за королевским столом воздержания у придворных дам.

— Так это за королевским. А тут — жрецы.

— Я опять что-то забыла? — расстроилась я.

— Ага, — улыбнулся вихрастый рыцарь во всю ширь физиономии. — Когда храмовники в рясах, они в этот момент взывают к Небесам и им положена нетленная духовная пища. Мирскую они воспримут как соблазн и попытку прельщения.

— Вот мракобесы! — от души выругалась я. — Ладно, передай Энхему вот что. Пусть предложит им умыться с дороги, выдаст гостевые халаты, и накройте стол, пока моются. А там уж будет их выбор. Если воинственно настроены, то наденут рясы. Тогда жертвуем золото. Если они намерены искать с нами мира и дружбы, то примут угощение. А мы за это время сомнамбул посмотрим. Кстати, проверь на досуге, все ли они тут верно записаны. — С этими словами я сунула список восхищенному Кензу, вцепившемуся одной рукой в свой чеер, и прошествовала к дивану. Пока они там соображают, успею перекусить.