Кристина Выборнова - Король и спасительница

— Ир, зачем так-то? Ведь ванная есть, — удивилась я, вставая на пороге. Ира, уже успевшая переодеться в коротенький голубой халатик, глянула на меня и убрала с лица мокрые пряди волос:

— А, Сонь, спасибо, да просто она вот так любит плескаться, пока я готовлю. Мне Наташа тазик дала…

— Ма-ма! — требовательно повысила голос Маришка. — Когда кушать?

— А сейчас макарончики сварятся, и будем все кушать, — отозвалась Ира с готовностью, — там еще дядя пришел… Как его зовут, Сонь?

— Лид.

— А, тоже, значит, Леня, — аналогично мужу недослышала она и рассмеялась, — значит, тезки они у нас с тобой! А кем он у тебя…

— Ма-ма! Хо-чу конфетку!

— Да, сейчас, подожди… А кем он у тебя работает?

— Управляющий он у нее, — усмехнувшись, ответила за меня Натка.

— А, вот как, то-то я смотрю, он такой серьезный, — с уважением сказала Ира, доставая из кармана сплющенную конфету и суя ее в Маришкины мокрые руки.

— А почему у дяди волосы длинные? — поинтересовалась Маришка, подняв на меня глаза.

— Ему так нравится, наверное, — неловко пожала я плечами. Маришка помотала головой и заявила строго:

— Дяди должны ходить стричься, чтобы быть аккуратненькими, как коленка!

— Ты даешь! — закатилась Натка. — Маришка, не забудь это при Лиде повторить — то-то он взбесится!

— Бесить его не надо, — сказала я, укоризненно взглянув на подругу.

— Конечно, не надо, — с готовностью согласилась почему-то Ира, — мало ли, как мужчина ходит. Ему лучше знать!

— Да, и почему это не Ирка Лида расколдовала? — шепнула мне Натка, помешивая в кастрюле. — Она бы на него молилась, наверное… Все, народ, макароны сварились! Пошли, Маришка, кушать!

Ира решила, что есть мы должны все вместе за круглым столом в большой комнате: видимо, у нее в семье так было принято. Оставив что-то гнусящую Маришку на Наткино попечение, мы застелили стол скатертью, притащили посуду и дополнительные стулья, и, наконец, уселись. Лид с Леней все это время торчали на диване: король выглядел таким же недовольным, а Леня — таким же довольным происходящей между ними беседой.

Ирина тем временем хозяйничала: навалила всем по горе макарон, налила чаю, нарезала помидоры и плюхнула посреди стола пакет с конфетами. Меня посадили напротив Лида, и мы уставились друг на друга, как двое утопающих, цепляющихся за одну доску в бурном море.

Родственный ужин происходил при уровне шума, близком к невыносимому: по-прежнему вопил что-то телевизор, сквозь него прорывались крики Маришки, требующей не макарон, а сразу конфет, Леня что-то разъяснял королю, который его не слушал, об особенностях работы в автосервисе, а Ира пыталась рассказать сразу все новости за те годы, что мы не виделись. Оказалось, что львиная доля наших общих знакомых тоже переженилась и повыходила замуж и завела детей.

— Так рано? — робко удивилась я насчет одной из девушек.

— А что? Нормально! — тоже удивилась Ира. — Двадцать лет ей уже! Тебе вон сколько? Двадцать один, да?

— Да.

— А тебе, Ленька?

Король, поняв по ее взгляду, что обратилась она к нему, сдвинул брови в явном затруднении. Наверное, он раздумывал, считать ли те несколько веков, что он провел в виде статуи, своим возрастом, но потом, видимо, все-таки решил не считать, потому что сдержанно произнес:

— Тридцать.

— Ну? — почему-то обрадовался Ирин муж. — А мне двадцать девять!

— А вы когда жениться будете? — вдруг доброжелательно поинтересовалась у меня Ира. Я от неожиданности подавилась и фыркнула чаем, Натка сочувственно постучала мне по спине.

— Попозже, — прохрипела я, откашлявшись, — не сейчас. Денег, понимаешь, на свадьбу мало.

— А вы у родителей попросите, неужели не помогут? — озаботилась Ира.

— Помогут, но мы попозже! — воскликнула я в отчаянии, не зная, как отвязаться. К тому же еще король, который мог бы и прервать весь этот дурацкий разговор, безмятежно ковырялся в тарелке, не думая подавать голос.

— Ну ладно, можно и попозже, — наконец разрешил нам Леня, а Ира добавила:

— Только на свадьбу позовите обязательно-обязательно!

— Конечно, как же без вас, — вздохнула я и поспешила перевести разговор в более нормальное русло:

— Ир, а что ты везешь на выставку-то?

— Ой, я тебе сейчас все покажу, только Маришку уложим… Я браслеты делаю, ну, разрисовываю, а еще серьги собираю и из камушков, и из войлока… Выставка через два дня, а мне еще тут надо наборчик браслетов доделать, но Маришка мешала, она у нас чуточку капризная, да, Мариш? А здесь, я думаю, и Леня с ней погуляет, и твой Леня, и ты… А я пока доделаю.

— Ма-ма! Да-а-ай конфетку!

— Ты уже одну скушала, нельзя.

— Ну да-а-а-ай!!!

— Ладно, возьми последнюю и иди.

Маришка, хапнув «последнюю» конфетку в горсть, слезла со стула и резво устремилась к серванту, где начала со скрипом водить пальчиками по стеклу.

— Детей нужно воспитывать в послушании, иначе они будут непригодны даже для плебейской работы, — вдруг подняв голову, сказал король с большим количеством живых интонаций: у него явно наболело. Родственники поняли из его слов все, что могли понять, и, как ни странно, согласились.

— Да, — сказал Леня, — ты прав. Я Ирке и говорю: чего из нее вырастет, если ты ей будешь потакать? Я говорю, с ней построже надо!

— Надо не говорить, а поступать построже, — отозвался король сквозь зубы, но, к счастью, этот его пассаж заглушил рев болельщиков в телевизоре.

Ужин продолжился все в той же аварийной обстановке. Наконец макароны были съедены — даже Лид, кажется, по инерции съел половину своей порции — и Натка по позднему времени удалилась. Мы с Ирой убрали со стола, и все семейство, уютно уместившись втроем на диване, принялось смотреть телик на сон грядущий. Наступила относительная тишина, нарушаемая только ревом и хрипами — фильм, который они глядели, оказался триллером. Улучив момент, я поймала взгляд Лида и, изогнув шею, показала головой в сторону двери. Король медленно поднялся и сообщил голосом плохого актера:

— Мне пора, Соня. Я пойду домой.

— Да-да, иди-иди, — согласилась я. Лид молча прошел в коридор, только у самого выхода из комнаты оглянулся, бросив взгляд на по-прежнему смотрящее ужастик довольное семейство. И взгляд этот опять был, как у бездомной собаки, которую выгоняют за порог. Хотя, конечно, может, я снова приписываю ему чувства, каких у него нет… Но, в принципе, почему бы бесприютному Лиду, у которого не осталось ни дома, ни родителей, не завидовать моим родственникам?

Прочувствованно вздыхая, я пожелала троице на диване спокойной ночи, показала, где лежит постельное белье, и вошла к себе в комнату.

Как только щелкнула дверь, в ней тут же проявилась прежняя торжественная обстановка, а посреди нее — недовольный король, который, не дав мне слова сказать, тут же изрек неприятным тоном: