Илья Аведин - Говорят, зима холодная будет [СИ]

Семен сидел на крыльце и ждал. Серое утро обещало такой же серый, и что хуже всего, холодный день. А когда вообще в последний раз выглядывало солнце? Семен не мог вспомнить. Но работа — есть работа. И в жару, и в холод приходилось валить лес. Чаще все-таки в холод.

«Предгорье не для девиц стоит. Тут надо самому быть как камень», — любил поговаривать он. Хотя частенько жалел, что вынужден работать так далеко от девиц.

Вырубка проходила в трех часах езды вверх по дороге. Считай, в горах. Работать должны были четыре человека. По двое, через день. Но так уже вышло, что одного лесоруба придавило деревом, а второй отравился еще до отъезда. Так и решили два лесоруба — Матвей и Семен, работать по одному, через день. И работали так уже почти три недели, вырубая лишь сухостой.

Семен достал трубку, забил ее пахучим табаком и закурил. Голубоватый дым поднимался к небу и терялся среди облаков.

«Девиц нет, но хоть табак есть», — подумал он.

Не успел он докурить трубку, как послышался скрип колес и из-за ближайших сосен выехала телега, груженная лесом.

— Доброе утро! — помахал Матвей.

Семен кивнул головой и выпустил последнюю струю дыма.

— Чего так долго?

— А?

— Я говорю, чего так долго?

— Долго разве? Ну, может.

— Далеко зашел вчера?

— А?

— Да ты оглох что ли, братец?

— Сейчас, погодь. — Матвей спрыгнул с телеги и подошел к крыльцу. — Чего говоришь?

— Далеко зашел-то?

— Да нет. Там много отмерших стоит по правую сторону от домика.

— Мы ж налево решили уйти.

— Ну.

— А чего ты направо пошел рубить?

— Да чет повело меня так. — Пожал плечами Матвей. — Я думал, что как вернусь, так тут и смена наша будет.

— Смена завтра.

— Разве?

— Точно тебе говорю. Давай разгружаться.

— Дай перекурю.

— Потом перекуришь. Ты и так долго ехал. Я уже там должен быть.

— Да я пока глаза в кучу собрал утром, пока скидал все.

— Пил никак?

— Нет, не пил. Я же все тут оставил, от греха подальше.

— Все, да не все.

— Да не пил я!

— Ну смотри…

Они разгрузили телегу и запрягли свежую лошадь. Семен закинул в телегу топор, кое-что съестное, флягу с водой, теплый армяк и сам запрыгнул на козлы.

— Ну, бывай. — Махнул он рукой.

— Погодь, отсыпь табаку. Я свой скурил весь.

— Ух! Куряга…

Скрипя душой, Семен отсыпал-таки табаку и тронулся в путь.

Вырубка шла возле старого лесничего домика. В самом домике лесорубы устроили себе убежище на случай непогоды. Там же была и ночлежка, если какой мужик, увлекшись работой, забывал отправиться обратна дотемна.

Семен бросил еду на стол и отправился в лес.

Долго он выбирал подходящее дерево. Смотрел на верхушки, стучал по стволам, цеплял пальцами кору и, наконец, нашел. Поплевал на руки, перехватил покрепче топор — работа началась.

О том, что близился обед Семену сказало не солнце, но желудок. Голодный орган высказал все, что думал о хозяине, и заставил того идти в домик.

Еще на подступах Семен осознал, какую совершил ошибку. Дверь в домик была открыта. У порога лежало покусанное яблоко, хлебные крошки и разорванный мешок.

— На ключ не закрыл! Дурак!

Он забежал в дом. Под его ногами проскочила белка с последним сухариком в зубах.

— Ах, зверье проклятое, — крикнул Семен и кинул в след белке то, что осталось от яблока.

Огрызок оставил на дереве мокрое пятно и разлетелся во все стороны.

Семен поднял мешок и вытряхнул на стол, что осталось. Осталась одна пыль. Он ударил кулаком по столу, но желудок ему намекнул, что сколько ни бей, а сытым от этого не будешь.

— Не урчи, козел.

Козел, не козел, а делать что-то надо. Пошел Семен искать по тумбам, коих была одна, что-нибудь съедобное. Тумба была доверху забита тем же, что осталось в мешке.

— Обратно что ли ехать теперь? — он понял, что на это уйдет полдня. — Нет, не поеду. Перебьюсь чем-нибудь.

Он сдвинул шторки с окна и увидел на подоконнике десяток грибов, нанизанных на веревочку.

— Ох, Матвей. Ох, выручил! — обрадовался он и снял один гриб с веревочки.

Кислый, но мягкий, и вполне съедобный. Он быстро прожевал пятерку грибов, запил водой — благо лесные звери еще не научились вытаскивать пробки из фляг — и пошел обратно в лес. Дверь на этот раз он закрыл. Как-никак еще пять грибов осталось на ужин.

Работа в тот день не заладилась. И топор все куда-то мимо бил, и руки как-то непривычно ныли. А тут еще и кто-то повадился наблюдать за ним. Конечно, звук топора привлекал внимание многих зверей, но Семен спиной чуял, что кто-то еще смотрел за ним. Как он ни крутил головой — никого не видел. Один раз показалось ему, как кто-то спрятался за орешником, что рос в десяти шагах. Посмотрел за куст — опять никого.

— Что за дела?

Еле-еле он дождался вечера. Сделал он втрое меньше привычного и был жутко собой не доволен.

«Утром еще поработаю, а то стыдно с таким возвращаться» — подумал он и пошел в домик.

Всю дорогу ему казалось, что кто-то следует за ним по пятам. Преследователь не издавал ни единого звука, и вечно прятался, когда лесоруб вертел головой. Или не было никакого преследователя?

Около домика навязчивое чувство пропало.

«Похоже, тварь только под деревьями живет», — подумал Семен.

В доме не оказалась ни одной свечи, и он решил развести костер у крыльца. Так и светло будет какое-то время, и грибы можно зажарить. Он соорудил небольшую оградку из камней, накидал в нее сухой коры, веток и разжег. Запел огонь, затрещали ветки. Семен закурил.

— Хорошо, — выпуская дым, сказал он.

Он нанизал все грибы разом на палочку и поднес к огню. Спустя минуту грибы зашипели, а спустя еще одну почернели и сжались.

— Ну, Матвей, табак, считай, отработал. — сказал он и съел все пять разом.

После еды и земля теплее стала и огонь ярче. Так, сытый и довольный, он прилег возле костра и задремал.

Сквозь приятную, теплую пелену проступило какое-то зудящее, колючее чувство. Хотелось перевернуться на другой бок, но тело не хотело шевелиться. И что это, все-таки, так кололо правую руку?

Семен приподнял голову. Под боком у него лежала девушка. Голова ее покоилась на его руке, и, судя по самому безмятежному лицу, вполне заменяла мягкую подушку. Она по-хозяйски закинула на его грудь ручку, а ножку положила на бедро.

Семен так и замер.

На незнакомке не было одежды. В свете догорающего костра кожа ее казалась изумрудной. Изгибы тела, до того аккуратные и правильные, еще сильнее убедили его в том, что это лишь продолжение сна.

Он опустил голову на землю и закрыл глаза. Что-то не давало ему покоя. Никогда прежде таких живых снов он не видел. И еще этот камешек, так сильно давил в затылок.