Алина Лис - Изнанка судьбы

Рэндольф

Лучи солнца гладят травяное море внизу. Стебли покачиваются, волнуются, встревоженные дыханием ветра.

Она стоит на вершине менгира, зажмурив глаза и раскинув руки. Волосы текут по воздуху языками огня. Ветер ласково перебирает пряди, тянет подол платья из креп-жоржета, как щенок, который упрашивает поиграть.

Вокруг особенная, полуденная тишина. Молчат притомленные жарой птицы, не слышно блеянья овец и голосов от людского поселения. Только стрекот сверчков и тихий шелест листвы в кроне старого бука.

Эти двое подбираются неслышно, чтобы замереть у границы заброшенного святилища.

— Во дает! — восхищенно выдыхает мальчишка. Темненький, грациозный и хрупкий, какими никогда не бывают человеческие дети.

Его собеседник — светловолосый, чуть пониже ростом, похожий на первого, как бывают схожи два щенка в одном помете, — молчит, не в силах оторвать взгляд от фигурки на вершине менгира.

Развеваются волосы, ветер рвет и вскидывает зеленые юбки.

— Упадет, как думаешь?

Мальчик качает головой:

— Она знает, что делает, — он ловит намерившегося подойти ближе приятеля за руку. — Стой! Не надо отвлекать.

— Кто она? Ты ее знаешь, Рэнди?

— Никогда не видел.

— Она человечка?

Рэнди не отвечает. Он поднимает лицо навстречу безмятежному полуденному небу, чуть щурит янтарные глаза:

— Смотри, Терри.

— На что смотреть-то… — темненький тоже вскидывает голову и присвистывает. — Ого! Это что?!

Облака не плывут — бегут по небесному полю испуганными косматыми зверями, словно спасаясь от неведомой беды. И по земле, по лугу внизу, по холму в зарослях дикого шиповника, по замшелым менгирам бегут вдогонку им облачные тени.

— Это она. Управляет ветром.

— Маг! — восхищается Терри. — Магичка. Или магесса? Как правильно?

— Колдунья? — в голосе Рэнди сомнение.

— Все равно здорово, правда? Человечка с тенью!

Девочка на менгире открывает глаза, делает шаг в пустоту, и пустота подхватывает ее в свои объятия. Спускает на землю — плавно, бережно.

— Ты кто? — слышит она требовательный мальчишеский голос из-за спины. — Ты человечка?

Оборачивается и улыбается счастливой улыбкой ребенка, не познавшего страха или чужой жестокости.

— Элисон. А вы кто?

Светловолосый прикладывает руку к сердцу и церемонно кланяется:

— Рэндольф леан Фианнамайл. Будущий тан этих мест, — он кивает на своего приятеля. — Терранс леан Арлен, мой побратим.

Тот разглядывает ее с восторженным и чуть глуповатым выражением лица:

— Ты маг, да?

Она встряхивает головой. Локоны рассыпаются по плечам рыжим пламенем — и хочется потрогать, да страшно. Опалит, выжжет сердце.

— Я — королева Роузхиллс. Хотите быть моими рыцарями?

Он вскочил, задыхаясь. Сердце колотилось, как после тренировки в стиле «молния», когда отдаешь все силы, выжимаешь из себя все ради сверхчеловеческой скорости. Чутье воина уже не шептало — кричало сигнальным горном об опасности, но понять, откуда она исходит, Рэндольф не мог.

…Так уже было в Вилессах сорок лет назад. Предчувствие беды хлестнуло, заставило рвануться вперед по еле заметной козьей тропке за несколько минут до того, как сошедший камнепад накрыл дорогу за его спиной. И еще раз, когда он отправился уничтожать воровской притон и чуть было не попал в засаду…

Рэндольф раздвинул лапник, выглянул, вслушиваясь в ночной лес.

Чуть слышно потрескивали сучья на морозе, от костра тянуло дымом, от сооруженного наспех шалаша — хвоей и смолой. Еле заметный ветерок доносил запахи зверья и птиц — далекие, безопасные.

Все спокойно. Тогда откуда взялось это ощущение — будто стоишь на краю бездны, и под ногами осыпаются камни?

Что-то случилось. Изменилось — неуловимо, но безвозвратно.

Предчувствие опасности медленно отступило. Скрылось, но не ушло до конца. Ночь не несла в себе угрозы. Предупреждение относилось к чему-то иному.

Чему?

Элисон! С ней что-то случилось?!

Разум и логика подсказывали: мчаться по ночному лесу, не зная куда, — безумие. До рассвета не меньше пяти часов, надо выспаться. И утром продолжить объезд ближайших деревень. Расспрашивать, предлагать деньги — люди лживы, потому не верят словам, но согласны на все, лишь бы получить несколько кусков штампованного металла.

А тревога — непривычно сильная, неприятная — не желала униматься. Требовала: действуй. Сейчас, немедленно!

Все чувства, связанные с Элисон, были сильными. Почти невыносимо сильными. Рядом с ней Рэндольф терял холодное сосредоточенное равновесие, в котором пребывал так давно, что уже забыл, что бывает как-то иначе. И мир из плоской картинки за пыльным стеклом превращался в храм, полный чудес и тайн.

Фэйри вылез из шатра, забросал снегом тлеющие угли и оседлал коня.

Пусть она сбежала. Он найдет ее, чтобы исполнить то, для чего живет.

Умей Рэндольф лучше слышать свои чувства, он бы понял, что его потребность быть рядом с Элисон уже не имела ничего общего с желанием следовать за предназначением.

Элисон

Луч солнца погладил щеку. Я зажмурилась, не желая расставаться со сном. Кажется, снилось что-то хорошее, но бестолковая память выронила это «что-то» на полпути к реальности. Сон выпал, как зерно из дырявого мешка. Я заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее, и в бок впился острый камень.

Этого хватило, чтобы по-настоящему проснуться. Я села и поняла, что сижу на алтаре. Вокруг полукольцом возвышались менгиры, за спиной начиналась скала. Большая глыба камня, смутно похожая на фигуру в балахоне, нависала над головой.

Как я могла заснуть здесь, на холодном, насквозь продуваемом всеми ветрами холме? Почему не замерзла насмерть, и как долго длился сон?

Я со стоном слезла с камня, послужившего мне ложем. Кому бы из богов ни был посвящен этот храм, надеюсь, он не почувствовал себя оскорбленным подобным пренебрежением. Привычная тусклость красок вокруг подсказала: я нахожусь в реальном мире, и это, пожалуй, было неплохо. Хватит с меня зимних чудес Изнанки.

Вид, открывшийся с вершины холма, заставил сердце забиться чаще. Внизу, не более чем в паре миль от подножия, чернели силуэты домов и курился легкий дымок. Там были люди, а значит, тепло и горячая еда. Под слоем снега угадывалась еле заметная тропа, ведущая в сторону поселения. Я в голос возблагодарила богов, подхватила переметную сумку и заковыляла вниз.

Юнона

Умница Марта заболела. Новая горничная, которую экономка прислала на замену, оказалась полной неумехой. Юнона ждала, стиснув зубы, пока медлительная девка путалась в шнуровке и крючках, распуская лиф.