Анастасия Андрианова - Манускрипт

Наследников у короля не было. Именно по его приказу восемнадцать лет назад королева была повешена, а ее новорожденный сын сброшен в реку. И с тех пор власть старых Магистров не сдерживал никто, чем они с наслаждением пользовались.

Лэцнэ казалось, что со временем столицу перенесут в Биунум и новым дворцом станет Библиотека, это паучье гнездо. Королю, очевидно, осталось недолго. Нельзя жить вечно, особенно если высушенный разум давно мертв. Скрыть его смерть не удастся, а лучшим способом унять людские волнения будет скорое объявление нового правителя. Или правителей. И, конечно, здесь-то Магистры выступят во всей красе. Люди их не любят, но боятся. Никто не будет противиться переменам, ведь, по сути, они и так заправляют всем в двух городах. А то, что происходит в более отдаленных землях, никого не волнует.

Лэцнэ осмотрела больного и обнаружила, что его позвоночник сломан, будто неведомый гигант взял хворостинку и переломил ее пополам. Она покачала головой: травы здесь не помогут. В ящике оставалось несколько монет, но чтобы определить его в лазарет, этого не хватит. Лоб мальчика был горяч, как раскаленный на солнце камень. Можно было подумать, что он просто спит, но Лэцнэ знала, что такое тихое забытье намного опаснее любого сна. Из него будет не так легко выйти. Оставалось только ждать и надеяться, что Первый Волшебник будет милостив к этому мальчику.

Набеги жандармов продолжались ночь за ночью, и в городе почти не осталось детей и молодых людей. Всех их забирали куда-то, но далеко не всех возвращали домой. Биунум утопал в страхе и слезах. Лэцнэ одновременно ждала и боялась возвращения брата. Будет ли здесь безопасно для племянников? Она решила, что они уедут из города и поселятся в какой-нибудь Всевышним забытой деревеньке, куда не дотянется лапа Магистрата. Она покосилась на кровать. Больного мальчишку нужно забирать с собой.

Ричмольду все время казалось, будто он вот-вот проснется, но глаза отчего-то не хотели открываться. Он должен доказать Кайлу, что он не шпион Вольфзунда. В Библиотеке действительно есть тот, кто всецело на стороне альюдов, – Кемара.

Ричмольд не мог понять, как долго длилось забытье, пустое и страшное, без мыслей и чувств, сравнимое, должно быть, лишь с вечным сном. И когда плотное марево начало рассеиваться, он обрадовался, несмотря на то, что первой пришла боль.

Она заполнила все его существо, от макушки и до кончиков пальцев ног. Пробиралась под кожу, разливалась по венам, терзала плоть миллионами острых лезвий, мешая даже дышать. Он бы закричал, но не мог приоткрыть рта. Все, что ему оставалось, – раскачиваться на волнах беспомощности, то погружаясь в черную пучину, то выныривая за новым мучительным глотком.

Время от времени он чувствовал, как чьи-то мягкие руки трогают его лоб и смачивают губы чем-то терпким и горьким. Ричмольд не мог открыть глаза, он не мог сосредоточиться на своих ощущениях, отделить прикосновения от боли, но ему отчаянно хотелось, чтобы руки принадлежали Алиде.

Если бы он мог, он бы позвал ее, даже зная, что это не поможет.

Иногда в черноту его сознания врывались сны, яркие, как падающие звезды. Ему снилось усеянное серебряными каплями полотно ежевичного неба; Герт, словно приросший к своему телескопу; макушки черных елей, колышущиеся у окон астрономической башни. Иногда во снах Ричмольд видел Алиду и Мурмяуза, только их облики были размыты, словно объятые туманом.

Время от времени он почти приходил в себя и вновь обретал способность думать. Но глаза отчего-то все равно не желали раскрываться.

«Все кончено, – думал тогда Ричмольд. – Моя страница теперь у Магистров. Они сожгут всех. И Алиду, когда она вернется». Мысли о том, что он, возможно, подставил подругу, была невыносима. Она ведь не видела Демонодиум и не знает, что ждет хранителей, когда Глава вернется со Священным Всполохом.

В ту ночь ему приснилось, что Кайл, Джереми и остальные держат за локти Алиду, готовые сбросить ее с башни, если Ричмольд не признается, кто на самом деле подослан Вольфзундом. Алида кричала и плакала, ее волосы растрепались сильнее, чем обычно, а руки парней крепко сжимали ее худые предплечья, оставляя красные отпечатки. Ричмольд застонал, но даже во сне губы его не слушались. Когда Кайл распахнул окно и подтолкнул Алиду к самому подоконнику, Ричмольд наконец-то неимоверным усилием вытолкнул из себя одно-единственное слово:

– Кемара.

Лэцнэ беспокоилась. Брат привез племянников, а вместе с ними и Шантию, бойкую соседскую девчушку, которая давно мечтала уехать в Биунум и помогать Лэцнэ. Еще одной гостьей стала простуженная девушка в изорванном платье. Все бы ничего, если бы не дурное предчувствие. Травница доверяла своей интуиции, и та редко ее подводила.

Вечером стояла необычайная, даже пугающая тишина. Так ветер успокаивается перед грозой, и деревья стоят неподвижные. Лэцнэ никак не могла выбросить из головы глаза этой больной девочки: яркие, сверкающие, как две звезды. Она перевидала множество лихорадочных глаз, блестящих от слез или жара, но такие видела впервые. В старых преданиях говорилось, что глаза загораются неистовым светом у тех, кто заложил что-то дорогое злым колдунам. Лэцнэ усмехнулась про себя: надо же, дожила до преклонных лет, многое в жизни повидала, а в голову лезут глупые сказки.

Она даже не удивилась, когда в дверь требовательно постучали. Лэцнэ хотела сама открыть дверь, но от следующего удара старое дерево разлетелось на щепки, и в дом ворвалось семеро мужчин в синей форме. У каждого в руках был револьвер.

– Гестес, дети! – успела крикнуть лекарша, а через секунду мужчина в форме больно заломил ей руки, и она вскрикнула.

Жандармы принялись обшаривать каждый угол коридора и столовой, и Лэцнэ молила Первого Волшебника, чтобы он подарил Гестесу время и все успели сбежать.

Шантия выбежала из комнаты и дико закричала, увидев чужих в доме. Один из мужчин грубо схватил ее за косу и дернул на себя.

– Ты ученица колдуньи? – спросил он.

– Нет! Отпустите нас! – всхлипнула Шантия.

– Врет, – бросил старший жандарм. – У нас была наводка, что в этом доме занимаются запрещенными вещами. Бери девчонку, нам сказали приводить всех учеников.

– Да ее наставница-то не пропала, – удивился совсем молодой жандарм, отвлекшись от обшаривания ящиков. Он потряс перед носом у Лэцнэ оплавленной свечой и пучком лаванды. – Это что? Не колдуешь, говоришь?

– Я просто лечу, – ответила цыганка, но старший жандарм ударил ее по щеке. Шантия снова закричала.