А Говард - Корона Подземья

Не было никаких трех сражающихся королев. Были только Червонная Королева и я, две половинки моей души, которые я изо всех сил старалась разделить. Червонную Королеву заживо сожрала какая-то злобная тварь – дерево тумтум, – и волшебная часть меня осталась стоять посреди бури и хаоса, а человеческая оказалась закутана во что-то белое, вроде паутины. Это – мой рок, смирительная рубашка.

Теперь самые темные ночи минули. Две половинки моей души соединились. Я выпускаю свою магию на волю – тайком, осторожно, неторопливо, чтобы умерить тупую боль в сердце. Правое крыло еще не зажило, но каждый день я его разминаю, и оно потихоньку приходит в норму.

Клаустрофобия больше не имеет надо мной власти. Я научилась манипулировать застежками на смирительной рубашке. Открывать их силой мысли. Освободив руки, я накрываю рубашкой камеру наблюдения над дверью, выпускаю крылья и, полуголая, танцую по мягкому полу, представляя, что я снова в Стране Чудес, в полном подушек домике Первой Сестры – ем сахарное печенье и играю в шахматы с яйцеобразным человечком по имени Шелти. Когда сотрудники лечебницы замечают, что камера не работает, я втягиваю крылья, надеваю смирительную рубашку и вновь сижу в углу, скорчившись, молчаливая и ни на что не реагирующая.

По ночам, когда всюду тихо и спокойно, я выбираюсь из палаты. Я наблюдаю за спящими людьми, изучаю их слабости и наслаждаюсь осознанием того, что больше никогда не буду такой беспомощной, как они.

Я безумна – и не спорю с этим. Безумие – часть моего наследия. Оно привело меня в Страну Чудес и помогло получить корону. Оно заставит меня в последний раз столкнуться с Червонной Королевой – и останется только одна из нас.

А до тех пор я – королева, которая не может вернуться в свои истекающие кровью владения. Мои два верных и любимых рыцаря, Джеб и Морфей, застряли в Гдетотам – зазеркальном мире, обители изгнанников и чудовищ. А моя мама – одна в Стране Чудес, во власти Второй Сестры. С этим невозможно смириться. Я вернула ее не для того, чтобы снова потерять.

Кроличья нора обрушилась, а мой ключ превратился в бесполезный комочек металла. Но у меня есть другой ключ – живой, – который способен открыть путь в Гдетотам сквозь зеркало в нашем мире. И я знаю, что предложить взамен.

Вчера ночью после отбоя я пробралась в прежнюю мамину палату, чтобы посмотреть, пустует ли она.

От рисунка герани на стене исходило какое-то странное слабое сияние, заметное только для того, кто умеет находить свет в темноте.

Тот же самый рисунок висит во всех палатах, но конкретно здесь цветы светились – ярко-зеленым, оранжевым, розовым. Повинуясь предчувствию, я отодвинула рамку и обнаружила, что рисунок местами протерт до бумажной тонкости. Что было еще загадочнее, в стене я увидела дыру размером с кулак; в ней оказались земля и живые неоновые грибы.

Мама выращивала грибы из Страны Чудес, пока находилась здесь в заточении. Она имела в виду именно это, когда говорила, что у подземцев всегда есть запасной план.

Некоторое время я сидела на кровати, держа в руке грибы и размышляя, как часто мама использовала их, когда хотела выбраться на волю. Приятно знать, что у нее была эта возможность и, главное, что она поделилась со мной.

– Привет, Элли, – папин голос врывается в мои мысли.

Я вдыхаю уличный воздух и ощущаю прилив энергии. Половину моего лица припекает солнце, и я отодвигаюсь глубже в тень зонтика.

– Привет, – говорю я и возвращаюсь к разговору с двумя бабочками, которые порхают вокруг цветов в вазочке.

Они просят поторопиться, потому что лететь до Лондона далеко и лучше делать это при дневном свете.

Папа наблюдает за нами, усталый и подавленный.

– Элли, милая, можешь сосредоточиться? Это важно. Надо найти твою маму и Джеба. Они в опасности.

О да, папа. Ты даже не представляешь в какой.

– Если ты отошлешь сиделку, – произношу я рассеянно и певуче, – я расскажу тебе всё, что помню.

Я беру ложечкой кусочек стейка из чашки и отправляю солоноватое мясо в рот, позволяя подливке стечь по подбородку. Теперь я ем только так – из чайных чашек. И каждый день одеваюсь, как Алиса. Я знаю, как имитировать безумие. Меня научил мастер.

Больно видеть папино лицо, когда он просит сиделку уйти. Он боится оставаться наедине со мной. Трудно его винить. Но я отгоняю человеческое сочувствие. Папа должен быть сильным: его ждет долгое путешествие. Ему придется подвергнуть испытанию собственный рассудок, если он хочет спасти маму.

Ничего страшного. Я верю в него.

Мой папа – ключ ко всему. И, чтобы он подошел к замку, я буду сражаться и хитрить за двоих.

Левое веко у папы подергивается. Он смотрит на меня.

– Так, Элли. Мы одни.

Я изображаю безумную улыбку.

– Прежде чем мы поговорим про выпускной, съешь хоть кусочек. Это вкусно.

Прищурившись, он лезет вилкой в свою чашку и сует мясо с грибами и соусом в рот.

Я ставлю локоть на стол и опираюсь подбородком на руку.

– Пока ты ешь, можно я задам один вопрос?

Мой голос даже мне самой кажется безумным и неестественным. Тем лучше. Надо вывести его из равновесия.

Папа глотает и качает головой.

– Элли, брось эти игры. Мы даром тратим время.

Я надуваю губы.

– Если ты не хочешь поиграть со мной, я попрошу других гостей.

Я наклоняюсь и шепотом обращаюсь к цветам на столе, краем глаза наблюдая за папой.

Он чуть не давится и слегка зеленеет.

– Хорошо! Что ты хочешь знать?

– Мне просто любопытно…

Я сжимаю в кулаке светящиеся грибы, которые лежат в кармане моего фартука, завернутые в салфетку. Папа не в курсе, что я сдобрила наш стейк грибным крошевом. Через несколько секунд мы уменьшимся до размера муравьев и полетим на бабочках.

– Как ты относишься к поездам?

День памяти погибших в войнах – государственный праздник в США, отмечается 30 мая ( прим. пер .).

Пер. Нины Демуровой.