Грег Вайсман - Traveler: Путешественник

Арам и Талисс молча смотрели, как огры расправляются с лучшими кусками свинины. Ни тому ни другому даже в голову не пришло попросить кусочек. Вместо этого Арам принялся насыщаться воспоминаниями. Даже самые неприятные из них уносили его прочь и дарили немного свободы…

Они ехали молча – Арам и этот человек, вернувшийся, чтобы заявить свои отцовские права на Арама. Те самые права, от которых он, Грейдон Торн, когда-то отказался по собственной воле. Без каких-либо объяснений и оправданий. И каждый шаг лошадей уносил их все дальше от Приозерья – от дома Арама и его настоящей семьи.

Остановившись на постоялом дворе, они молча поужинали. Молча улеглись спать друг подле друга. Молча проснулись наутро и вновь отправились в путь.

Но их молчание было разным на вкус. Молчание Арама было горьким. Он был обижен до глубины души: его против воли, едва ли не силой, заставили покинуть Приозерье и собственную семью. И, хотя мать с Роббом тоже приложили к этому решению руку, Арам твердо решил отомстить Грейдону. Возможно, мстить ему весь следующий год.

Молчание Грейдона было иным. Молчанием нерешительности. Молчанием внутренней борьбы. Он не знал, что и когда сказать, как пробиться сквозь праведный гнев сына – тем более, прекрасно понимая, что гнев его действительно справедлив. Какое право он имел вторгаться в жизнь Арама? Какое право он имел предъявлять требования на мальчика, которого сам же бросил?

В конце концов Грейдон нарушил молчание, заговорив как капитан, а не как отец.

– Тебе понравится «Волноход», – сказал он. – Это замечательный корабль.

Арам медленно повернул голову и наградил отца взглядом, исполненным такого презрения, что тот чуть не умолк навсегда. Но он храбро встретил гнев мальчика.

– И команда на нем замечательная, – продолжал капитан. – Как бы ты ни злился на меня, помни: они вовсе не заслуживают твоей злости или презрения. И ничего подобного не потерпят.

Арам опустил взгляд. Он вынужден был признать, что совет разумен, несмотря на его источник. Кроме того, мальчик скоро понял, что на его источник можно не обращать внимания. Разве Сейя не советовала ему раскрыть свое сердце для неизведанного, для новых знакомств? Разве Робб не велел ему кормить свой огонь всем, чем только можно? Они уже дали ему тот же самый совет – только другими словами.

Поэтому, когда они прибыли в порт, Арам позволил себе поддаться очарованию «Волнохода». Правда, корабль был старым. Немного потрепанным, с латаной-перелатаной обшивкой. Но художник в Арамаре оценил и изящество линий и элегантность конструкции. Он подумал, что этот корабль прекрасен, пусть даже капитаном на нем – его отец.

По трапу к ним спустилась девушка, и Арам тут же, не сходя с места, решил открыто предложить ей дружбу. Девушка была высокой, статной, на несколько лет старше него. У нее были короткие черные волосы и черная кожа, на поясе висела абордажная сабля, а в руке она держала гарпун.

– Арамар Торн, – сказал Грейдон, – это второй помощник капитана Макаса Флинтвилл. Она объяснит тебе твои обязанности на борту.

Арам протянул ей руку и сказал:

– Уверен, мы прекрасно подружимся.

Она посмотрела на него так, будто нашла это крайне маловероятным, и ответила:

– Мы не подружимся. Я – офицер. Ты – юнга. Если будешь делать все, что я велю, тогда мы, может быть, как-нибудь да поладим.

И вот тут Арам закатил глаза.

Девушка тут же сгребла его за ворот рубашки, рывком – нос к носу – притянула к себе и сказала:

– Не закатывай на меня глаза, мальчик. И вообще не закатывай глаз при мне.

Потрясенный, Арам оглянулся на отца. Но его капитан, скорее, был позабавлен, чем встревожен, и одобрительно кивнул Макасе.

Та кивнула в ответ, отпустила Арама и, развернувшись на каблуках, направилась к трапу.

– За мной. Не отставай, – не оглядываясь, бросила Макаса.

И Арам поспешил за ней.

А теперь не она, а он ждал ее…

Когда огры остановились и разбили лагерь, Макаса отметила, что яркий свет костра делает для них окружающую тьму еще темнее. Это позволило ей подкрасться поближе и оценить свои возможности.

Тринадцать огров… При ней оставались сабля, щит, железная цепь и секира. Но утрата гарпуна ощущалась так остро, будто Макаса, подобно Шепчущему, лишилась руки по локоть. В каком-то смысле так оно и было, и это несколько поколебало ее несокрушимую уверенность в себе.

Тринадцать огров – это было многовато. Девушка знала, что сумеет незаметно подкрасться к ним и прикончить двоих или троих, прежде чем ее заметят остальные. Но врагов, с которыми придется драться, все равно оставался, по меньшей мере, десяток. На семерых больше, чем она могла бы одолеть за раз. И, хуже того, огру с широченной спиной было известно ее слабое место. Пока остальные будут держать ее на расстоянии, он может пригрозить убить – а то и вправду убить – Арама.

С другой стороны, когда эти твари достигнут места назначения, положение вряд ли улучшится. Сейчас их тринадцать, а сколько будет, когда они воссоединятся со своим кланом? Пятьдесят? Сотня? Или еще вдвое, впятеро больше? Однако ясно было и другое: в селении, сколь угодно примитивном, могут найтись и места, где можно спрятаться, и множество разных разностей, на которые могут отвлечься те, кто стережет Арама. То есть, новые возможности.

С третьей стороны, ей следовало держаться наготове. Как знать? Огры не славятся ни умом, ни осторожностью. Возможно, насытившись, все тринадцать просто завалятся спать. Если ей удастся заставить замолчать навсегда семерых или восьмерых прежде, чем поднимется тревога, история обернется совсем иначе – особенно если одним из замолчавших навеки окажется тот, с широченной спиной.

Поэтому Макаса ждала в темноте – меньше чем в двадцати ярдах от Арама – и, несмотря на отчаянное положение и свойственную девушке дисциплину, ей ужасно хотелось жареной свинины.

Огры сожрали свинью целиком – с костями и всем прочим. Не осталось буквально ничего. Конечно же, ни Араму, ни Талиссу не предложили ни кусочка.

Широкая Спина намотал конец связывавшей пленников веревки на запястье и привалился спиной к камню. Гортанно крикнув что-то троим ограм – очевидно, назначив их часовыми, – он закрыл глаза и через пару минут оглушительно захрапел. Несколько других огров тоже улеглись спать, но бодрствовать остались не только трое часовых. Те, кто остался на ногах, не прекращали ворчать друг на друга, вопить, гоготать и фыркать. Сливаясь воедино, весь этот нестройный шум звучал так громко, что Араму с Талиссом представилась возможность пошептаться, не привлекая к себе внимания.