Вальтер Моэрс - Румо, или Чудеса в темноте

Представьте-ка себе комод!

Большой такой комод со множеством выдвижных ящиков, а в ящиках разложены по алфавиту все-все чудеса и загадки Цамонии.

Комод парит в кромешной темноте.

Представили?

Замечательно! А теперь смотрите внимательно: вот открывается ящик. Тот, что на букву «Р». «Р» — это «Румо».

Загляните-ка внутрь, да поглубже!

Пока ящик не закрылся.

Румо отлично умел драться.

Но погодите — наш рассказ только начинается, и Румо пока ничего об этом не знает. А еще он и понятия не имеет, что сам он — вольпертингер и что ему суждено стать величайшим героем Цамонии. Пока у него даже имени нет, и родителей малыш совсем не помнит.

Откуда он взялся и что его ждет впереди? Дом гномов-добротышек, где он вырос и живет теперь, — вот и все его владения.

Каждое утро начиналось для Румо одинаково. Шумное семейство крестьян-добротышек — их было семеро — собиралось вокруг корзинки. Гномы умилялись спящему щенку и будили его нежным пением. Едва Румо просыпался, его буквально осыпали ласками: чесали за ушком, качали на руках, гладили шерстку и щекотали шейку, а щенок принимал эти нежности с довольным урчанием. Стоило Румо неуклюже потопать куда-нибудь на четырех лапах — он тут же оказывался в центре внимания. Каждый шаг щенка встречали с восторгом, почесывая и нахваливая его, даже когда он спотыкался на ровном месте. Румо пил самое свежее молоко, ему поджаривали на углях самые хрустящие колбаски, сажали его в самое прохладное местечко в тени и в самый теплый уголок у печки. Стоило щенку днем задремать — весь дом ходил на цыпочках, а когда он просыпался, его уже поджидал теплый яблочный пирог, какао и сладкие сливки. Кто-то всегда готов был поиграть и повозиться со щенком, позволяя покусывать себя беззубой пастью. А по вечерам, когда Румо валился с ног от усталости, ему расчесывали шерстку мягкой щеткой и пели колыбельную. Вот так Румо стал негласным хозяином подворья!

Гномы держали много других животных: коров, лошадей и свиней. Все они были крупнее и сильнее Румо и уж точно приносили больше пользы, но ни с кем так не носились. Кто не считался с полнейшим господством щенка на подворье, так это черный гусь с длинной шеей, вдвое выше Румо. Гусь злобно шипел, стоило Румо приблизиться, и малыш старался обходить его стороной.

Как-то утром Румо проснулся у себя в корзинке не от сладкоголосого пения, а от резкой боли в пасти. Очень странно. Щенок привык: в пасти у него скользко и мокро, всюду, куда достанешь языком, мягко и гладко, и вдруг — что-то новое, словно чужое. Десна под верхней губой натянулась, изнутри будто лезет какой-то острый бугорок. Вот откуда эта острая боль, и Румо ей отнюдь не рад. Щенок решил предать дело самой широкой огласке — пусть его как следует пожалеют и приласкают.

Но рядом — никого. Придется самому тащиться в амбар, где в этот час добротышки обычно ворошат солому: уж зачем — Румо понятия не имел. Одно он знал наверняка: путь до амбара тернист. Прошагать через кухню и веранду, где того и гляди занозишь лапу, спуститься по лестнице, прошмыгнуть мимо злющего гуся через загаженный свиньями двор, наконец, обойти поилку — до сих пор этот трудный путь Румо проделывал на руках у кого-нибудь из гномьей детворы. Попробуй-ка уследить разом за всеми четырьмя лапами: то и дело спотыкаешься. Вот бы научиться ходить на двух ногах, как добротышки!

Выбравшись из корзинки, Румо встал на задние лапки и, кряхтя, выпрямился. Качнувшись вправо и влево, он сумел-таки встать ровно, как жердь. Подумаешь! Раз плюнуть!

И Румо пошел — ну вылитый добротышка! Малыша так и распирало от гордости, он будто на крыльях летел. Ни разу не споткнувшись, щенок пересек кухню, распахнул дверь и спустился с веранды — всего четыре ступеньки. Широко зашагал через двор. Утреннее солнце приятно грело шерстку, дул свежий прохладный ветерок.

Румо глубоко вздохнул и, подбоченившись, гордо прошагал мимо черного гуся — тот вдруг оказался одного с ним роста. Ошарашенный гусь отпрянул и хотел было прошипеть щенку что-нибудь вслед, но и клюва не смог раскрыть от неожиданности. Румо протопал мимо, даже не взглянув на него. Теперь он большой. Никогда в жизни не был он так доволен.

Румо остановился понежиться на солнышке. Сперва прищурился от яркого света, потом закрыл глаза. Стоило щенку зажмуриться, как включался внутренний взор, и перед ним разворачивался удивительный мир. Щенок видел запахи: сотни ярких переливающихся красок. Тонкие ленты запахов — красные, желтые, зеленые и синие — причудливо переплетались друг с другом. Зеленый аромат исходит от пышного куста розмарина, что растет неподалеку, желтый — от восхитительного лимонного пирога, который пекут на кухне, красный — от высокой компостной кучи. А синим пахнет свежий ветерок, приносящий ароматы моря. А есть еще много-много других неприятных, нечистых цветов, например, коричневый запах навоза, в котором возятся болотные свиньи. И тут Румо с удивлением почуял прежде незнакомый ему цвет. Высоко над привычными земными запахами реяла тонкая и нежная серебряная лента, почти нить, но внутренним взором Румо ее отчетливо видел.

Румо охватило странное беспокойство, смутная тоска и неведомое прежде желание — бросив все, в одиночку отправиться куда глаза глядят. Щенок глубоко вздохнул. Его даже в дрожь бросило — так велико и прекрасно было охватившее его чувство. Будто внутренний голос донесся из глубин щенячьей души: следуй за путеводной нитью, и в конце пути тебя ждет счастье.

А теперь нужно поспешить в амбар и пожаловаться гномам. Румо открыл глаза и заковылял дальше. Но тут же остановился перед большим красным занавесом, прикрывавшим вход в амбар от солнца, чтобы солома внутри не пересохла и не загорелась. Весь торжественный настрой вдруг куда-то улетучился, колени стали ватными, Румо едва снова не упал на все четыре лапы. Кровь ударила в голову, передние лапы задрожали, на лбу выступил пот.