Роберт Асприн - Психолавка

Белобровый не был сумасшедшим…

– За таким человеком, – сказал дядя, которого звали Длинная Рука, – наблюдают Боги. У белых людей свои Боги. Они не такие, как наши, но у них тоже есть сила. И они приглядывают за Белобровым.

Племянник Длинной Руки, которого звали Каменное Лицо, не удовлетворился ответом. Его никто не мог обогнать и победить в драке, у него было много лошадей, украденных у кроу, и целых две жены. Он был молод и силен и возненавидел белого человека с того самого дня, когда увидел его.

– Великий Таинственный не любит белых, – проворчал Каменное Лицо, пережевывая полоску копченой оленины. – И это главное.

Длинная Рука вздохнул. Взошла вечерняя звезда, он посмотрел на небо, нацепил кусок мяса на палку и внимательно поглядел на племянника. Заметил мстительный огонь в его глазах и покачал головой.

– Сказывают, Таинственный создал три породы людей, племянник. Первые бледные да белые. Таинственному они не понравились. Он сделал других, черных, но и эти Ему не понравились. Тогда он создал людей красных, и они понравились ему, потому что Он наконец сделал хорошо. – Длинная Рука умолк и закутался в одеяло. – Другие люди рассказывают иные истории, – продолжил он, – в которых говорится совсем другое.

Каменное Лицо ждал продолжения. Он ценил слова дяди. По правде говоря, он восхищался этим человеком, как никем другим, и был рад, что находится в его тени.

– Говорят, – рассказывал Длинная Рука, отрывая зубами кусок оленины, – был один водоем. Давным-давно белый человек пришел к этому водоему и вымылся в нем. Он мылся долго, и вода после него стала нечистой. Потом он ушел. И пришел туда один из нашего племени. Он вымылся в воде, которая осталась после белого человека, и, говорят, когда вышел, кожа его не была такой чистой, как у белого человека. А вода в водоеме стала совсем грязной.

Длинная Рука засмеялся и снова посмотрел на вечернюю звезду. Затем, пережевывая мясо, улыбнулся:

– Не сердись, племянник. Это всего лишь история, придуманная для вечернего костра. Я не знаю, правда ли это. Я услышал ее от одного племени, далеко на юге.

Каменное Лицо мрачно смотрел на пламя.

– А я слышал, что у них нет богов. И нет чести. Ты ведь знаешь, что эти люди сделали с бобрами. Они убили их, чтобы другие люди могли носить их как шапки – и ради этой глупости они истребили всех бобров на нашей земле. – Это не значит, что у них нет Богов. У них свой путь, у нас – свой. Вот оно как.

– Нет, дядя. Их путь – неправильный путь. Они делают то, что хотят, когда хотят, и все только для самих себя. Для себя одних. Ты помнишь, когда их вождю, человеку, которого они звали Многие Бури, выстрелил в спину их же человек. Это произошло из-за того, что белые стреляют, не подумав, убивают оленей больше, чем надо. И что они дали нам взамен? Они называют огненную воду, которая выжигает у человека сердце и разум, Молоком Великого Отца. Если этот Отец так велик, зачем он пьет молоко, которое сжигает душу? Они дали нам вещь, которую называют Лицо Джефферсона. Кусок бесполезного металла. Я видел один такой на шее у скелета.

– Племянник, раскрой глаза. У нашего вождя висит такая медаль, он снял ее с кроу, убитого в бою. Они говорят, что это лицо Великого Отца, живущего на востоке.

– Дурной знак. Тот скелет, который я видел, тоже принадлежал кроу. Думаю, этот металл и убил его, или Молоко Великого Отца, что, впрочем, одно и то же.

Вот уже тьма сгустилась над двумя мужчинами, и они теперь были больше склонны слушать, нежели говорить. Из зарослей донесся крик совы. Пять нисходящих нот, окончившиеся кашлем, сделали тишину лагеря еще более полной.

– Давай отдыхать, – мягко сказал Длинная Рука. – Утром нам опять придется охотиться за Белобровым, – он хихикнул. – Не думаю, что мы найдем его. Я чувствую, он рядом с нами, даже сейчас, может, он, как Брат Сова, умеет видеть в темноте?..

– Сегодня, – прошипел Каменное Лицо, – я мог бы убить его, когда он извивался в траве, словно змея. Вместо этого я оставил его в живых. Завтра я выслежу его. И когда я найду его, обещаю, я съем его печень у него на глазах.

Кольтер дрожал в своем убежище на верхушке дерева. С наступлением ночи зубы начали выстукивать дробь, руки и ноги тряслись крупной дрожью. Подтянув колени к груди, он прижался спиной к шершавой коре дерева. В сгустившейся тьме под ним скользили силуэты мужчин, спускавшихся к воде, чтобы наполнить кувшины и кожаные мешки для воды. Борясь с ночным холодом, Джон Кольтер продумывал план побега. Подождать до глубокой ночи, когда индейцы заснут в своих одеялах, спуститься с дерева, подползти к реке и проплыть вниз по течению до бобровой запруды. Если удача и на этот раз не отвернется от него, отыскать бобровую нору, провести там остаток ночи, попытаться выйти к горам.

К реке, которую кроу звали Майяпеонза. С ее водораздела открывался вид на слияние Вонючей Воды и реки Большого Рога. На юге располагалась высохшая впадина древнего внутреннего моря, на востоке ограниченная рекой Большого Рога, на западе – Скалистыми горами. В ясный день можно было увидеть Совиный Ручей и горы, протянувшиеся вдоль Большого Рога более чем на сотню миль к югу. Как же она называется? Кольтер порылся в памяти.

Аммаххапаишша. Прошептав это имя и услышав, как оно заструилось с дерева вниз, Кольтер уснул.

И увидел сон. Он снова охотился для компании Льюиса и Кларка. Стадо чернохвостых оленей распростерлось пред ним, словно бурое озеро. Неспешно топча дымчатые заросли полыни, они с Поттсом никак не могли решить, какого же застрелить первым. Животных было много, они мирно паслись, не опасаясь людей. Кольтер по опыту знал, что для неуемного аппетита людей Льюиса и Кларка нужен олень, лось или хотя бы пятисотфунтовый медведь. Они жрали так, словно в последний раз. Это всегда поражало его, сам он привык питаться умеренно, как поссум в зимнем логове.

Как люди могут усвоить столько звериной плоти, удивлялся Кольтер. Он был охотником и любил зов чащи и азарт охоты. Но стрелять животных и есть их мясо любил не очень. Ему просто нравился процесс охоты.

– Знаешь, Джон, – сказал Поттс, – этих тварей и стрелять-то не обязательно. Можно просто глушить их прикладом по голове,

– По правде сказать, чем стрелять в живых зверей, я бы предпочел сам пастись вместе с ними, – безмятежно ответил Кольтер.

– Ну, это вообще ни в какие ворота не лезет, – Поттс сплюнул. – Ты только посмотри, оленята резвятся на солнышке вместе с волчатами.

– Прямо как в Библии, – согласился Кольтер.

– Ладно, сэр, пора за работу, – Поттс поднял ружье, прицелился. – Ты же знаешь, ребята в лагере особенно любят мясо молоденьких оленят.

Кольтер во сне поднял руку, чтобы предотвратить выстрел, но было уже поздно. Голубоватый дымок разлился и повис в безветренном воздухе у них над плечами. И вдруг он увидел, что это умирает Джон Поттс, а вовсе не бедный маленький олененок. «Кольтер», – прокаркал сдавленный голос, уносимый течением. Поттс лежал в реке, где его застрелили черноногие, рот его наполнялся кровью и проточной водой. Джон увидел, как раскрытый рот Поттса увеличивается и рожает бизона, чернохвостого оленя, пятнистого олененка, бобра, водяную крысу и наконец землеройку, которая уселась на нижней губе умирающего.