Екатерина Боброва - О любви и драконах (3 бестселлера)

– С кхем? – коверкая слово, спросила я.

Эльф подозвал совершенно недовольного Фира к себе.

– Познакомься – это мой старый друг Фирантеринель.

– Ти тозе эльф?

– Да, – сквозь зубы ответил Фир.

– А мой папа тозе.

Потом я стала его рассматривать и, заметив кровь на его руке, вдруг вскочила и бросилась к нему. Взяла его за руку и подула, припевая:

– Не болить, не болить, не болить. Ведь, прявда, так не болить, Фи…Филанта…Фи… – я видимо тогда совсем запуталась, и посмотрела на отца, тот только улыбнувшись, тихо подсказал «Фирантеринель», я попыталась повторить: – Фи… Фи… л… ведь, прявдя, так неболить боше, Фил?

Фир с большими удивленными глазами смотрел на меня, мои родители побелели.

– Кьяруська, постарайся правильно произносить имя дяди, а то ему не нравится, когда его так называют, да и ты же знаешь, что так может называть его, только его же семья. Извинись перед дядей.

– Холосо, мамси, я посталаюсь, извини, дядя Фи… Фи-и-ила-а-антанель, – Фир, скрипнув зубами, закрыл глаза. Ой, как он злится… у меня талант, в таком возрасте так вывести этого невозмутимого эльфа. Интересно, почему это я слышу разговор? Но подумать мне об этом никто толком не дал – разговор продолжился.

– Тебе нравится Фирантеринель, малышка?

– Дя, папси, только ему навелно очень бобо он аж зубами скипит, а вдуг випядут, ты ему полечи ваву, как мне тада. Холошо?

Эльф, только устало усмехнувшись, подошел к Фиру и смотря ему в глаза, провел свей рукой над его, так неосмотрительно попавшей в мои загребущие лапки рукой.

Ой-ой-ой, и Фир стерпел, он же никому не доверяет себя лечить.

– Ну как, Кьяруська, смотри, принимаешь работу?

Я внимательно осмотрела все костяшки пальцев эльфа и даже потыкала пальчиком.

– Ага, подходить, папси, пасиб, – потом посмотрела на Фира и дернула за его руку. – Скажи пасибо папсе.

Я думала, Фир сейчас нас всех порвет на маленьких эльфят. Особенно меня, но вроде сдержался, только очень уж не по-доброму глянул на отца. А они с мамой улыбались и как-то с тоской смотрели на меня маленькую.

– Спасибо, – процедил он сквозь зубы.

– Ты хотела бы остаться и поиграть с Фирантеринелем?

– Дя, – радостно вскрикнула я.

– Ну, вот и хорошо, Кьяруська, ты у него поживешь чуть-чуть, пока мы с мамой уладим кое-какие дела. А потом мы за тобой приедем, и все вместе поедем отдыхать. Ты помнишь куда?

– Дя, – улыбнулась я. – На моле поедем. Плявда?

– Да, солнышко наше, – улыбнулась и присела ко мне мама. Это была женщина лет двадцати пяти. С длинными темными волосами, красиво заплетенными в косу и выразительными глазами. Такими же, как у меня золотыми глазами и очень грустной улыбкой. – Ты будешь слушаться, Кьяруська? Пообещай, что будешь слушаться дядю Фирантеринеля. Ну же, Кьярусь…

– Холошо, – неохотно протянула я, а мама погладила меня по головке и крепко-крепко обняла.

– Вот и молодец, моя девочка. Все будет хорошо, не бойся и не скучай, мы скоро приедем и заберем тебя.

– И дядю?

Фир передернулся, а отец закашлялся, пытаясь скрыть смех.

– И дядю, если захочет.

– Захочет-захочет, вот увидишь, а ты мне что-то пливезешь?

– А что, моя маленькая девочка, хочет? – улыбнулся отец.

– Хочу… хочу-у-у… – надула губки придумывая я, – хочу коску, лыжую, такую как мы седня видили. Холошо?

– Хорошо, я приеду, и мы все вместе пойдем за кошкой для тебя. Договорились?

– Дя, – радостно кивнула я.

– Только ты должна хорошо себя вести, Кьяра, я специально по приезду спрошу у Фирантеринеля.

– Ладно, папси, – сказала маленькая я.

– Ну что, мы пойдем уже, малышка моя. Только не плачь, я обещал же, что мы ненадолго, – они оба присели ко мне и по очереди сильно-при-сильно обняли меня. А потом встали и быстро ушли, не оглядываясь. Не успела я ничего сказать, а мы уже остались с Фиром вдвоем. Он хмуро рассматривал меня, а я, закусив нижнюю губку, осматривалась вокруг, все еще держась за его руку.

– Фи… Фита…

– Фирантеринель.

– Фи… Фи-и-и… Фи-и-и… Фи-и-ила… Фил, я кусать хочу и туалет тозе.

Фир с шумов выдохнул.

– Идем, я тебе покажу твою комнату, там есть и туалет.

Фир меня привел в ту самую комнату, что я занимала и перед Академией.

– Вот, туалет за той дверью. Приводи себя в порядок, я скоро подойду, и пойдем кушать.

Когда эльф вышел, девочка побежала в туалет, вышла она оттуда такая счастливая и довольная, но вот только в одном платьице, чулок и обуви на ней больше не было. Ребенок посреди комнаты осмотрелся и стал ладошками приглаживать платье, и торчащие косички.

– Пливожу себя в полядок, – шептала она.

Фир зашел через несколько минут и уставился на нее. Волосы у девочки еще больше растрепались, а платье, после ее действий, чище и аккуратней не стало. Наоборот, помялось дальше не куда, да и руки, и мордашка ребенка не стала чище.

– Ты что делаешь? – спросил ошарашенный эльф у ребенка, продолжающего гладить ручками платье.

– Пливожу полядок, – честно ответила маленькая я. Эльф замер, недоуменно уставившись на меня. Потом его, видимо, что-то умное осенило.

– Ты была в туалете?

– Дя.

– А умылась? И руки почему не помыла, косички не переплела, да и платье не мешало бы почистить.

– Я не умею, мне мама вседа помогаля, – почти плача ответила девочка.

– Хм-м-м… Дайка, – крикнул Фир, и в комнате появилась домовушка. – Помоги девочке привести себя в порядок, я подожду внизу в столовой.

Через десять минут маленькая я спустилась вниз, держась за руку домовушки. Мое платьице было чистым, а мордашка умытой, вот только я так и не была причесана.

– Извините, господин, я не смогла причесать – она не далась. Я ей сказала, что вы будете недовольны, но она все равно не далась.

– Все в порядке, Дайка, можешь идти, – домовушка только скривила губы, посмотрев на меня и откланявшись, исчезла.

Малышка подошла к Фиру, подняла платьице, показав попу, и сказала:

– Полечи ваву.

Фир удивленно замер с открытым ртом, и только провел ладошкой поверху, не касаясь синяка.

– И тют, – подставила она руку, но, уже не оголяя ее, Фир повторил действия, – и тют тозе, – тыкая себя в ребра.

– Твоя Дайка плахая, она щипается, больно-больно, а косички она даже не хотела тлогать, сказала вот еще буду я в такой глязи с человечкой возися.

Фир, скрипнув зубами, достал откуда-то из кармана расческу. Ой, он был очень, просто ОЧЕНЬ зол.

– Давай, я тебе помогу.

– Холосо, пасибо.

Фир нахмурился, но ничего не сказал. Я видела, что все это ему не нравится, и он сдерживается из последних сил, да и клятва на его руке ярко сияла, наверняка, причиняя боль.

Вскоре с косичками было покончено и они пошли кушать. Дальше ничего примечательного не было, и события опять закружились.