Дмитрий Емец - Лед и пламя Тартара

– А за что вас любить?

Аида Плаховна пожевала пустыми челюстями. Вопрос, заданный в лоб, похоже, ее озадачил.

– Так вот некоторые ж любят. Чимоданов вон, как прихожу, раз по тридцать здоровается. Да и Ната туда же...

– Это они подлизываются. Думают, что пощадите, когда время придет! – сказал Матвей.

Аида Плаховна посмотрела на него с особенным интересом.

– А что, милок, думаешь, не пощажу? – спросила она.

– Надо будет – не пощадите... Раз детей и женщин убиваете, влюбленных разлучаете, какой может быть разговор? – сказал Багров.

Мамзелькина слегка смутилась и пробормотала что-то про разнарядку и что вечно все равно жить не будешь.

– А войны? Сколько вы на них народу укладываете... – продолжал Багров.

Но Аида Плаховна уже оправилась. В этом вопросе она, видимо, твердо стояла на ногах.

– И, родной! На войнах и без меня справляются. Кишки выпускать дело нехитрое. Иной раз только по полю пройдешься, чикнешь кого из раненых косой, чтоб не мучались зря. А так я ж больше по болезням, да по несчастным случаям... Так не любишь? – снова спросила она у Багрова.

– Не люблю.

– Ты уж хоть бы скрывал, что не любишь. А, некромаг?

Поняв, что его дразнят, Багров демонстративно отвернулся. Аида Плаховна меленько захихикала, точно загремела мелочью в стаканчике.

– Выпить есть? – спросила она.

– А что, уже нигде не угощают? Так на похороны сходите! – брякнул Багров.

Хихиканье Аиды Плаховны стало несколько натянутым. Такие шутки она совсем не любила. Тут можно было увлечься и заиграться.

– У меня, кажется, есть бутылка пива, – сказала Ирка, спеша к Матвею на помощь.

Аида Плаховна насмешливо протянула руку. Бутылка прыгнула ей в ладонь. Мамзелькина поглядела на криво нахлобученную пробку и, ухмыльнувшись, поинтересовалась:

– Когда открывала?

– Неделю назад, – сказала Ирка.

– И меня угощаешь? Эх, молодая-зеленая... Сама-то пила?

– Пыталась. Ничего другого не было. Даже воды. Только пиво и подсолнечное масло. Пришлось выбирать из двух зол меньшее, – стала оправдываться Ирка.

Багров удивленно уставился на нее. Ирка покраснела и принялась объяснять, что пиво приволок Антигон. Учитывая, что магазин он посещал ночью и через окно, набор продуктов был хаотичный. Мародерствующий кикимор вслепую загребал все, на что натыкалась рука. В результате одной жидкости для мытья посуды оказалось около десяти бутылок. Столько же упаковок с зубной пастой и мыла. Видимо, ночной рейд Антигона поначалу пролегал через хозяйственный отдел. В результате весь его пыл там и остался. Зато продуктов кот наплакал – коробка вафель в шоколаде, банок тридцать кукурузы, четыре банки тушенки и полусъедобные каши для отсутствующей микроволновки.

Поступок Антигона, аморальный с точки зрения света, оправдывался тем, что кикимор начертил на просыпанном сахаре руну, известную в Эдеме как «руна приятных неожиданностей». В результате у директора магазина за одну ночь на лысой голове выросли русые кудри. Никто из знавших его прежде до конца жизни так и не поверил, что они настоящие. Его заместительница, дама бальзаковского возраста и борцовской наружности, вышла замуж за скромного и застенчивого миллионера, который, будучи человеком демократичным, зашел в магазин купить сухой корм для кота. Учитывая, что украденные Антигоном вафли были скверные, а кукуруза напоминала вкусом рыбьи глаза, можно было считать, что кикимор заплатил больше, чем получил.

– Ладно, котята мои неутопленные! Мы люди не гордые. Не дают, так свое выпьем, – великодушно сказала Аида Плаховна.

Мамзелькина театрально вздохнула и извлекла из воздуха большую бутыль с золотисто-желтым содержимым, на дне которой, точно обнимая красный перец, свернулась ящерица.

– Не медовушка, конечно, зато из самой Мексики. И там тоже люди умирают, – сказала Аида Плаховна, целуя ящерку через стекло.

Налила. Выпила. Пока она пила, Ирка с Матвеем переглянулись. Оба чувствовали, что старушка притащилась неспроста.

– Кстати про похороны, – сказала Мамзелькина, что-то припоминая. – Была я тут недавно на одних. Хоронили водителя кладбищенского автобуса. Он был человек одинокий. Присутствовали в основном коллеги. Один из них хорошо сказал: «Всю жизнь, Вася, ты возил других. Теперь вот везут тебя». Душевно, правда?

Аида Плаховна некоторое время прождала реакции и обиженно вытерла губы.

– А где смех, некромаг?

– Мне не смешно. Зачем вы пришли? Чтобы рассказать эту историю?

Мамзелькина улыбнулась одними губами и подошла к Матвею совсем близко. Багров побледнел, но не отстранился. Аида Плаховна положила руки ему на плечи.

– Красивый браслет, некромаг. Ты его никогда не снимаешь, не так ли? – сказала она с неуловимой угрозой.

Багров невольно взглянул вниз. Мамзелькина именно этого и добивалась. Сухими пальцами она быстро коснулась макушки Матвея. В тот же миг Багров мешком осел на пол. Глаза его закатились. Ирка рванулась к нему, опустилась на колени, а затем вскочила и надвинулась на Мамзелькину.

– Спокойно, валькирия! Спокойно! Он жив и здоров. Некромаги вообще не болеют.

– Но зачем вы?..

– Я хочу поговорить с тобой наедине, без посторонних ушей. Можно было попросить его выйти, а можно... – Аида Плаховна выразительно посмотрела на Антигона. Тот правильно истолковал ее взгляд и ласточкой нырнул в открытый люк.

– Сообразительный. Люблю сообразительных. Правда, по большому счету, дохнут они так же часто, как и совсем тупые, – оценила Мамзелькина.

Она опустилась на деревянную лавку и поманила к себе Ирку. Та подошла, ощущая ватную слабость в ногах и злясь на себя за это. Аида Плаховна, усмехаясь, читала ее лицо как книгу. Умные маленькие глазки деловито поблескивали.

– Расслабься, душа моя! Думай что хочешь, да только симпатична ты мне. Да и виновата я перед тобой чуток, – сказала Аида Плаховна.

– Виноваты? Почему виноваты? – непонимающе переспросила Ирка.

Мамзелькина кивнула и налила себе еще стаканчик. Ее сухонький носик немного разбух. Щечки стали малиновыми. Впрочем, на четкости голоса это никак не сказалось.

– Чего греха таить, родителей-то твоих я чикнула, – сказала она спокойно.

Ирка пошатнулась. Потолок стал наплывать. Должно быть, на мгновение ее сознание померкло, потому что Ирка вдруг поняла, что сидит на полу у ног Плаховны и с ненавистью смотрит на нее снизу вверх.

– Злишься на меня? Это уж как хочешь. Мне не привыкать, – сказала Мамзелькина.

– Вы помните моих родителей? – услышала Ирка свой ломкий голос.

– И, милая, я все помню. Сколько их было, а все здесь сидят, голубки мои белые. Всех с собой ношу, – Мамзелькина назидательно коснулась центра лба. – К тому же тут и случай особый вышел. Сколько работаю, никогда такого не было.