Дмитрий Емец - Первый эйдос

Вот и сейчас Улита торчала за столом, грызла крепкими зубами плодоножку от яблока и с ненавистью смотрела, как едят другие. Дафна извинилась, взяла тарелку и пересела за другой стол.

– Не смотри на меня! Я единственный ребенок в семье! – сказал Меф, когда ведьма случайно остановила на нем тяжелый взгляд.

– Не смешно! – проворчала Улита и вдруг сцепилась с Натой.

Сцепилась так, что клочья полетели. Хорошо, что это была битва слов и взглядов, а до мордобоя дело не дошло. Меф с Дафной кое-как успокоили разъяренную ведьму, которая, измучившись диетой, быстро скатывалась к банальному людоедству.

– Я думаю, Эссиорх будет больше любить толстую и добрую Улиту, чем тощую психопатку, от одной близости которой в кармане взрываются газовые зажигалки, – бесстрашно сказал Меф, когда другим казалось, что утихомирить Улиту вообще нереально.

– Не надо мне тут пропаганду разводить! – сказала ведьма.

Ната ткнула Мошкина пальцем в бок.

– Спорим? – прошептала она.

– Не спорим, – сказал Мошкин.

– Ну позязя! Ну хоть на щелбан! Обещаю, что щелбан будет без магического усиления! – взмолилась Ната.

Евгеша великодушно кивнул, заранее зная, что проиграет. Они спорили, что всю ночь внизу будет хлопать дверца холодильника, который днем, в присутствии комиссионеров, хитрым образом превращался в античную статую, чтобы не портить интерьер резиденции.

Депресняк неожиданно спрыгнул с колен Дафны и принялся энергично выкусывать блох, которых у него не могло быть в принципе. Блохи не любят котов, у которых нет ни единой шерстинки и кровь содержит синильную кислоту.

Затеялась дискуссия, что в таком случае кот выкусывает, если не блох, и не является ли это унаследованным от предков инстинктом. Даф предположила, что инстинкт мог передаться по отцовской линии, из Тартара, вместе с прочей дурной наследственностью. Улита заявила, что в Тартаре блох нет, не тот климат, зато они вполне могут водиться в Эдеме, где, как в Греции, все есть. Чимоданов заспорил, что в Эдеме блох тоже нет, причем заспорил не потому, что был в Эдеме, а просто из врожденной жажды противоречия.

Внезапно послышался звук разбившейся тарелки. Дафна вскочила и с ужасом уставилась на осколки.

– Что на тебя нашло? – удивился Меф.

Мрак вполне переживет потерю одной тарелки с морепродуктами, и Дафне это, без сомнения, известно. В резиденции вечно что-то падало, разлеталось, ломалось. Особенно в дни, когда Арей устраивал тренировки прямо здесь, на месте. Или когда очередной армейский деятель додумывался дать Чимоданову взятку – сумку с гранатами или пехотными минами, до которой раньше Петруччо добирался Зудука.

– Мне показалось, там был щенок, – сказала Дафна.

Меф заглянул в разбитую тарелку.

– Кальмары, мидии, морская капуста… Никаких щенков! – сказал он.

– Нет, я видела щенка! Он там лежал. Маленький такой, дрожащий. Мне захотелось убить его, содрать кожу и выпить кровь, – алчно произнесла Дафна.

Осознав, что именно она сказала, Дафна взвизгнула и зажала рукой рот.

– Вполне нормальное желание для начинающей ведьмы. Хочешь, я сделаю заказ по телефону? Тебе какого конкретно щенка? По-моему, на тарелке круче всего будет смотреться далматинец. Все эти черные пятнышки… – предложила было Ната, но на нее зашикали.

– Как можно быть такой свиньей? – с негодованием спросил Мошкин.

– Не знаю как, но можно, – с вызовом отвечала Вихрова.

Ей нравилось казаться хуже, чем она есть. Простенькое хобби постепенно становилось привычкой, которая со временем должна была выковать из Наты законченную стерву.

Дафна прижалась к Мефодию.

– Со мной никогда такого не было. Наверное, я схожу с ума, – плача, пожаловалась она.

Меф взял Дафну за руку и решительно увлек ее на второй этаж. Ему не хотелось, чтобы их слышали. Толкнув Даф в кресло, он начертил на стене руну третьего уровня. Эта руна никак не могла помешать подслушивать, но превращала все сказанные слова в невинный и даже отчасти слабоумный треп.

– Кто-то мог послать видение, – предположил Меф.

– Видение – да. Сколько угодно. Но он не мог послать желание . Я могла увидеть щенка, но не могла пожелать его убить. Снять кожу, выпить кровь!

– А ты хотела?

– В том-то и дело, что да. Пусть на мгновение, но мне очень этого хотелось!

И вновь Даф так ужаснулась этой мысли, что до крови прокусила себе руку. Мефодий понимал ее. Каково было существу, выросшему в Эдеме, существу цельному и прекрасному во всех своих проявлениях, поймать себя на таком жутком желании! Желании, скорее свойственном простейшей нежити, какому-нибудь хмырю болотному, но никак не светлому стражу.

– Значит, и желание было не твое! – снова предположил Меф.

Даф кивнула. Глаза у нее сухо блестели.

– Тем хуже. Если они могут заставить меня испытывать желания – значит, они пробрались глубоко. Мрак уже сидит во мне. Как вирус, как инфекция. Он разрушает и разъедает меня изнутри. И самое скверное – я не знаю, как он там оказался.

– Заброшенный дом… – подсказал Меф.

– Я сама виновата. Я пропитываюсь мраком как губка. Я чувствую себя грязной. Такой грязной, что хочется забраться в ванну и тереть себя мочалкой, пока не сдерется кожа, – беспомощно сказала Даф.

Меф про себя решил, что для прежней Дафны это желание чересчур брутально. Истинный свет даже в покаянии не впадает в психопатию. Самобичевание, равно как и прилюдное блуждание с растравленными язвами, – развлечения мрака. Очередная его пародия на свет.

Надо что-то делать, но что? Мысль тоскливо буксовала, колесами выбрасывая грязь пустых сомнений. Меф взглянул на часы. Короткая стрелка прилипла к шести, а длинная болталась где-то на подходе. Он вспомнил, что вечером должен быть у валькирии.

«Вот пусть валькирия все мне и объясняет!» – сердито подумал Мефодий, подсознательно радуясь, что его внутренний гнев сумел найти громоотвод. Когда тебе тяжело – пни кого-нибудь, и тяжело будет не только тебе.

– Я найду Эссиорха. Не уходи, пока он не свистнет снизу. Хорошо? Сам я скоро приду!

Дафна не ответила, однако Меф понял, что она его услышала и сделает все, как он сказал.

Меф вызвал Мамая. Можно было телепортировать, но мрак зорко отслеживает телепортации своих сотрудников. В случае же с Мамаем шпионы вполне могли решить, что он поехал по делам мрака. За чистыми пергаментами к таксидермисту, да мало ли куда еще. Если же кто-то из недоверчивых комиссионеров все же увяжется, Меф сумеет объяснить ему значение слова «неприятности».

Мамай прибыл быстро. Снаружи послышался красноречивый звук, какой бывает, когда один автомобиль с большой железной радостью приветствует другой. Буслаев подозвал Улиту и шепотом попросил ее заглянуть в кабинет к Арею, спросить: может ли он, Меф, отлучиться. Конечно, Буслаев мог заглянуть и сам, но ведьма справлялась с такими поручениями успешнее.