Дмитрий Емец - Светлые крылья для темного стража

Она заметила, что, втыкая шприц, Грошиков побледнел. Улита мельком подумала, что бедняга, похоже, раньше не работал с кровью.

«Тоже мне, вампир начинающий нашелся!» – подумала она и велела:

– А ну-ка улыбнись!

– Зачем?

– Зубы, говорю, покажи!

Грошиков неумело оскалился. Улиту главным образом интересовали глазные. Не выдвинулись ли? Не увеличились ли в размерах? На оба вопроса ответ был: «нет». Улита успокоилась.

– Умница! Хороший мальчик! Кариеса нет! – сказала она и похлопала Грошикова по щеке.

Набрав крови, «пастушок» быстро спрятал шприц. Затем, воркуя как голубь у мусорки, он медленно приблизился к Улите. Ведьма наблюдала за ним насмешливо и спокойно.

Грошикову стало неуютно.

– Эй, ты чего?

– Вырастать из человека страшно. Когда любишь, а потом видишь, что он ничтожен. Или что ты его не стоишь. Или что судьба развела вас, – задумчиво проговорила Улита, глядя куда-то сквозь него.

– И это хорошо? – спросил Грошиков.

Улита встрепенулась, точно человек, внезапно осознавший, что он в комнате не один. Она поняла, что разговаривала сама с собой.

– Не люблю людей, которые спрашивают «и это хорошо?» В этом вопросе есть что-то провокаторское. Все разнюхать и остаться в стороне, – наждачным голосом произнесла ведьма.

Вконец озадаченный, Грошиков, видно, решил пойти ва-банк. Бочком, как краб, он приблизился к Улите и схватил ее за руку. Улита не стала вырываться, но посмотрела на руку Грошикова с интересом созерцательным и отчасти зоологическим, в духе: «И как, вы говорите, называется эта рыхлая медуза с пятью щупальцами?»

Все эти дни ведьме казалось, что заменить Эссиорха кем-то – пусть даже и Грошиковым – отличная идея, а теперь вдруг стало скучно и неинтересно. Все равно как наглотаться жидкости для мытья посуды и считать, что почистил зубы.

– Вы что, юноша, интересуетесь марионетками мрака? – спросила она.

Вопрос встревожил Грошикова. Глазки под белесыми бровками заметались.

– Какими марионетками? – спросил он, поспешно убирая руку.

Улите стало жаль его.

– Не обижайся! Разве ты не знаешь, что разум женщины фундаментален? Он стоит на прочном фундаменте гормонов… Ну да не грузись! Истерически говоря, я сегодня не в форме, – сказала она великодушно.

Грошиков еще раз моргнул. Он предпочитал иметь дело с чем-то более конкретным. Когда, сколько, почем и в какие сроки. Сейчас же понимал только, что его динамят. С другой стороны, крови он набрал. Даже, пожалуй, побольше, чем три капли.

Гуру будет доволен. Кровь – это контроль. Тот, чью кровь принесли гуру, навеки становится рабом того, кто добыл его кровь. Если же раб, в свою очередь, добудет кровь и завербует нового члена, тот сделается уже рабом раба. Со временем выстроится пирамида, наверху которой будет стоять великий гуру. И, возможно, где-то сразу под ним или не очень далеко – он, Грошиков.

«Пастушок» даже прослезился, мечтая, как прекрасно это будет. У него появится много рабов, а возможно, что и рабынь.

– Я тебе позвоню? – спросил он не без ехидства, уверенный, что уже завтра-послезавтра Улита будет бегать за ним, как преданная болонка.

– Попытайся, – согласилась Улита равнодушно. – Звони мне хоть с отрезанной трубки таксофона. Если мне захочется с тобой поговорить – я сниму.

– А номер? – не понял Грошиков.

– Какой тут может быть номер? Набирай любой. Главное – четко продумай, что новое ты собираешься сказать.

Слегка озадаченный, Грошиков ушел, придерживая в кармане шприц и думая про себя, что вскоре он сочтется с этой вздорной девицей.

«Конечно, любовный многоугольник – фигура устойчивая, да только больно уж этот тип противный. Или, может, негодяй Эссиорх сделал меня сторонницей более простых геометрических решений?» – думала тем временем Улита.

Проводив Грошикова, ведьма повернулась к двери спиной и, присев рядом на корточки, задумалась. Как никогда раньше, она ощущала внутреннюю сосущую пустоту и одиночество.

Дверь скрипнула. В щель просунулся хрящеватый белый нос. Улита скосила на него глаза. Нос был совсем рядом и озадаченно вертелся, ее, Улиту, пока не обнаруживая.

Улита решила, что это снова Грошиков, заявившийся, чтобы сказать последнее «прощай». Это был уже перебор. Капля никотина убивает одну лошадь, две обезьяны, двадцать два голубя или семь кроликов. Больше убивает только сюсюканье.

Стащив с ноги туфлю, Улита прицелилась для броска и застыла в позе австралийского аборигена, который с бумерангом в руке в страстном нетерпении поджидает птицу. Когда дверь открылась, Улита с победоносным воплем метнула туфлю.

В приемную вошла Ната.

– Опа! Прошу прощения! Акела не промахнулся. Он не в того пальнул! – сказала Улита виновато.

Ната, едва заметившая, что над ее головой что-то пронеслось, равнодушно оглянулась и посмотрела на туфлю.

– И так все фигово. Коростой покрылась, чешусь вся, а тут еще ботинки летают! – сказала она.

Улита заинтересовалась:

– Коростой, говоришь? А ну-ка, встань к свету!

Ната послушно передвинулась ближе к окну. Улита внимательно оглядела ее. Красная, с трещинами корка начиналась от подбородка и охватывала всю левую щеку, до глаза. Улита хмыкнула. Даже протянула палец, чтобы потрогать коросту, но раздумала и палец убрала.

– Это все из того пятнышка выросло? – спросила ведьма с любопытством.

– Да. Пробовала всякие мази из аптеки – не помогает.

– Ну что тебе сказать, душа моя? Мази и не помогут. Сглазили тебя, душечка, – сказала Улита.

– Кто сглазил? – напряглась Вихрова.

Улита надула щеки и обвела взглядом стены.

– Кто-то сглазил. Мир не без добрых людей. Ты все еще влюбляешь в себя всех подряд?

Ната уставилась в пол.

– Ну вот тебе и ответ. Кто-то из них и сглазил.

– Но кто?

Улита фыркнула.

– А я откуда знаю, родная моя? Это мог быть сглаз, о котором человек даже и не подозревает. Скажем, чья-то бабулька была ведьмой уровня эдак повыше среднего, которой немного не повезло в личной жизни. Пока она потрошила кошек, закапывала в муравьиную кучу живых лягушек и гадала на кофейной гуще, любимый муж умчался на крыльях любви, оставив в шкафу носки, а на столе записку: «Надюша, не могу простить тебе пригоревшей яичницы! Не люблю, не целую. Твой Потап».

– Чушь! – мрачно сказала Вихрова.

– Ну чушь и чушь! Это я так, навскидочку бредю двенадцатым калибром. Записка это так, от фонаря. Потап мог, по идее, быть и неграмотным. Ведьма очень расстроилась и наложила на всех прямых потомков своего мужа заклятие, что всякая девушка, которая попытается вскружить им голову забавы ради, не имея в поле зрения дверей загса, покроется коростой. Да будет мое слово верное, на острове Буяне, в море-океане, тра-ля-ля-ля. Потом пошла и, злорадно ухмыляясь, утопилась в пруду, чтобы сглаз было невозможно снять. Оплатила сглаз ценой души. Скромный такой тариф сотового оператора. Смешно?