Татьяна Абалова - Три истории об Алекзандре

— Не могу. Мои родные в плену, их вызволить надо.

— Опять, значит, на столицу пойдешь?

— Откуда знаешь, что я в столицу шел?

— Так настоятель Гийом туда брата Гонзало посылал. Он тихо разузнал, что король неведомо откуда тысячи семейств перевез, и они заняли всю столицу, вытеснив прежних жителей. Поговаривают, что они все оборотни. А еще говорят, что мутно у них. Злые все, чуть-что драки, волнения. Столица стала на тлеющий костер похожа. Только брось палку, опять огнем зайдется. А ты кто для них?

— Я, скорее всего, и есть та самая палка.

— Ой, брат, не зря тогда на твой отряд напали. Ждали тебя. Не к бою готовились, а наверняка убить.

— Я никогда не спрашивал, что стало с моим отрядом?

— Порубили всех. Мы их там же и похоронили.

— А девушка? — Алекзандр затаил дыхание.

— Эта та, что на одной стреле с тобой висела? Эльфийка?

— Она фейри.

— Она последняя оставалась, кого в общую могилу положить собирались. Молодой Юлиус никак не решался, время тянул. Не мог поверить, что такая красота в земле гнить будет. Он в твой плащ ее завернуть хотел, чтобы лицо ее в грязи не испачкалось, когда засыпать будем. Потянулся рукой, чтобы глаза закрыть, а она моргнула. И опять словно мертвая. Мы не поверили, говорим, что ему, должно быть, показалось, а он упорствует. А тут ты помирать решил, дышал через раз. Мы ушли, а Юлиус с эльфийкой к колдунье отправился. Погрузил на лошадь и пошел через болото. Не тащить же женщину в мужской монастырь. Он сказывал, что ведьма сомневалась, выживет ли девка.

— Где живет колдунья?

— Я и имя-то не спрашивал. У нас почитай в каждой деревне колдунья живет. Пока худое не сделает, ее деревенские терпят. Завтра у братьев поспрашиваем. Юлиус с Гонзало дружил, глядишь, что вспомнит.

Я не мог уснуть. Ариэль где-то рядом! Если бы мог, сейчас бы разбудил Гонзало. Но помня, какие измученные братья приходят после боевого похода, устыдился своей торопливости. Нужно ждать рассвета.

Промаявшись, я все-таки забылся тревожным сном.

Проснувшись утром и увидев балочный потолок, по которому ползли тени, отбрасываемые гнущимися от ветра деревьями, на мгновение решил, что мое путешествие в Шезгарт — причудливый сон, а я по-прежнему монах. Зашуршала от поворота головы подушка, набитая соломой, по ноге прошелся стылым дыханием сквозняк. Каменные полы обожгли ступни холодом. Все ощущения были привычны, и душа заныла от того, что скоро я покину ставший родным монастырь и пойду навстречу судьбе. На мгновение мне захотелось остаться за каменными стенами, отрешиться от того, что ждет меня вне обители.

Гонзало я нашел у колодца. Он крутил ручку ворота, и цепь ровными кольцами наматывалась на деревянный вал. Показавшееся из темноты ведро влажно блестело, вода искрилась чистотой.

— Ты так и не попробовал нашу водицу, — сказал монах, переливая ее в глиняный кувшин. — Это не речная, которую отстаивали сутками, чтобы не нахлебаться тины.

— Брат, — я схватился за другую ручку пузатого кувшина, помогая Гонзало донести его до трапезной, — Ты не знаешь, куда отвез Юлиус девушку, что была пробита стрелой вместе со мной?

— Эльфийка, что ли?

— Фейри. Она фейри. И зовут ее Ариэль.

— Красивое имя, — похвалил Гонзало, большим черпаком помешав кашу, в которую только что добавил воды. — Юлиус говорил, что пробирался через болото, а когда в монастырь возвращался, ему пришлось сделать крюк. Ночью через болото не пройти. Или темень такая стоит, хоть глаз выколи, или мавки огни разжигают, путников в топь заманивая.

— Я никогда не слышал о мавках.

— То то и оно. Если бы Юлиус не упомянул о них, в жизни бы не догадался, о каком болоте он говорил. А так, в наших краях только одно болото носит название Мавкино счастье.

— Странное название.

— Не, не странное. Очень даже подходящее. Кто утопнет в нем, счастье мавкам доставит, они потом долго на поверхности не появляются. А коли засветилось болото огнями, считай, мавки заскучали. Юлиус потому кругаля дал, что на болоте к ночи светло как днем сделалось. И испытал он большое искушение через топь домой вернуться. Он даже смех женский слышал. Если бы не девственником оказался, точно не утерпел бы, до того голоса чистые и приятные у этих тварей болотных оказались.

— Значит, ведьма за Мавкиным болотом живет?

— Выходит, что так. Только ее никто из наших не видел. Слышали, что знахарством занимается. У Юлиуса выбора не оказалось: или к ней идти, или девку хоронить. Вот он и рискнул.

Гонзало не упрекал за то, что я Юлиуса убил, обернувшись в зверя, но мне самому стало тошно. Благодаря юному монаху, Ариэль жива, а я вот как его отблагодарил.

— Не знаю, вернусь ли к вам, но в сердце моем вы останетесь навсегда, — я сидел на том самом коне, с которого упал пробитый одной стрелой с Ариэль. Ворк и еще несколько лошадей моих сотоварищей прижилось в Каменном монастыре.

— Ты бы повременил, к самой ночи у Мавкиного болота окажешься. А ну как они огни разожгут. Сгинешь, и косточек твоих никто не найдет, — Бартоломео придерживал коня за узду. — Может, не выжила твоя эльфийка, а ты зря голову сложишь.

— Нет, раз ее сестра сказала, что не чувствует ее ни среди живых, ни среди мертвых, значит спряталась хорошо. Я должен отыскать ее след. Думаю, ведьма ей помогла. Вот с нее допрос и начну.

Застоявшийся конь несся по лесной тропе без понукания. Я только успевал пригибаться, чтобы ветви не хлестали по лицу или вовсе не сбили с коня.

К вечеру я добрался до места, где мой отряд напоролся на засаду. Спрыгнув с Ворка, я огляделся и заметил поросший травой холм, на котором монахи с помощью камней выложили могильный знак-оберег, чтобы дикие звери не нарушили покой спящих вечным сном. И я мог здесь лежать, придавленный тяжелым валуном, если бы на меня не надела медальон Праха Ариэль.

Как и говорили монахи, до болота со странным названием Мавкино счастье я добрался к ночи. И горело оно яркими огнями, словно на нем проходило торжество, сродни тому, что так любили устраивать жители Шезгарта.

Я улыбнулся, вспомнив опасения монахов. Мне пришлось бы до утра сидеть у края болота, если бы оно тонуло в темноте. Я молился, чтобы мавки вышли на охоту. Я сам хищник. Посмотрим, кто кого.

Конь стриг ушами и косил лиловым глазом, глядя, как я раздеваюсь. Ничего не должно мешать при продвижении через болото. Одежда — это то, из-за чего погибают. За нее цепляются руки тварей, когда тащат на дно. Одежда быстро набрякнет от жижи, помогая нечисти справиться с несчастным путником. Я не тот бедолага, что развлечет мавок. Я выйду на болото в первозданном виде. И буду готов к любому развитию событий.