Дмитрий Емец - Свиток желаний

Проснувшись утром, Мефодий с тоской вспомнил, что сегодня пятница – а такие дни у стражей мрака всегда выдаются особенно хлопотными. Еще вчера, в четверг, он, помнится, безрадостно подумал, что назавтра предстоит много глупейшей суеты.

Не ожидая ничего хорошего, он отправился в офис, у входа в который уже толпилась очередь из суккубов. В обществе себе подобных суккубы были скучны. Никого не обольщали, ни с кем не заигрывали. Их потные ладошки с беспокойством сжимали бумажонки на продление земных регистраций.

Когда Мефодий протискивался между ними, суккубы норовили ухватить его за рукав, умоляя принять их без очереди. Один суккуб, неприятный развязный тип с коротким ежиком высветленных волос, повис у Мефа на шее и стал сюсюкать.

Зная, что иным способом от него не отделаться, Мефодий сказал ему деревянным голосом: «Не положено, гражданинчик! Lux in tenebris! Deo juvante!» – и получил неземное наслаждение, наблюдая, как наглец сдулся и зловонной лужицей впитался в трещину в асфальте. Спустя какое-то время суккуб вернулся уже из другой щели, серенький, подавленный, и стал униженно просить прощения. При этом он добровольно и со всего размаху «бил челом» о стену дома.

Остальные суккубы, видя, какая судьба постигла их товарища, с писком кинулись в разные стороны, и дальше Мефодий шел уже, как по широкому коридору. Формуле света, которую он только что применил, Мефодия научила Даф. Он услышал, как однажды она успешно произнесла ее, отгоняя вконец доставшего ее комиссионера.

Теперь Мефодий опасался, что ему с Даф влетит от Арея, если суккубы наябедничают. А они стопудово сделают это, если сумеют просунуть свои рыльца в начальственный кабинет. Улита-то, само собой, не выдаст. Пересказывать жалобы не в ее привычках.

Мефодий вошел, покосившись на руну. Улита была в приемной не одна. Рядом сидела Мамзелькина и ржавым, но острым ножичком очиняла гусиные перья. Никто не умел делать это с таким совершенством, как Аида Плаховна. Она буквально чувствовала каждое перо и необходимую для него форму среза. «Дельце, изволите видеть, нехитрое. Примерно тем же движением эйдос отделяется от тела!» – доброжелательно поясняла она.

– Привет! – поздоровался Буслаев.

– О Мефодий, дорогуша! И ты здесь, родимый! Сто могил, сто трупов! Сбор всем погибшим частям! – приветствовала она Буслаева.

– Лучше уж «сто лет, сто зим», – поправила Улита.

– И, милая, за сто-то лет могилочек поболе будет, – ласково отвечала Мамзелькина.

Улита писала что-то на пергаменте черной злодейской кровью. Эту кровь, в отличие от земной донорской, используемой для рутинных записей, не закупали у Дурнева, а специально доставляли из геенны огненной для заполнения бумаг, шедших в Канцелярию горбуну Лигулу.

Улита подняла голову и посмотрела на Мефодия.

– Аида Плаховна, мне мерещится или наш красавчик в хорошем настроении? С чего бы это?

Мамзелькина понимающе осклабилась:

– Шалит солнце наше ясное. Суккубов тут формулами света разгоняет, понимаешь…

Мефодий с тревогой покосился на дверь кабинета Арея. Аида уже знала. Значит, не исключено, что и шеф был в курсе.

– Формулы света? А у меня бы не сработали. Без эйдоса бесполезно и произносить, – не без грусти сказала Улита.

– А чужие эйдосы? У тебя же есть в дархе? Разве они не… – начал Меф.

Улита качнула серебряную сосульку у себя на груди.

– Что чужие? Они дают мне силы для магии, не более. Сотни чужих эйдосов не заменят одного своего. Иначе стражи мрака не были бы такими озлобленными, – сказала она спокойно.

Мамзелькина перестала точить перья и внимательно посмотрела на Улиту:

– Что-то ты сегодня какая-то не такая! Смотри, услышит кто, – предупредила она.

– Я в отключке, – сказала Улита и вновь уткнулась в бумаги.

– Что это ты загрустила, милая?

– Да вот вспомнилось тут. Встречалась я как-то с юношей. Шоколадный юноша – натурально шоколадный. Пальцы шоколадные, волосы, уши, руки, ноги – все целиком из шоколада. Такая душа, такое сердце, такой ум – просто блин что такое! Но тоже чистый шоколад! И ему перед свиданием голову отъели, представляете себе такое?

– Всяко бывает. У нас народ жесткий. А что за юноша-то, комиссионер, что ли? – подозрительно спросила Мамзелькина.

– Не, не комиссионер. Родовое проклятие.

– А-а-а! Сочувствую… – протянула Аида Плаховна. – А ты, Мефодий, все равно с формулами света поосторожнее. Арей-то куда ни шло, а вот в Тартаре узнают, не ровен час… Ох, что тогда начнется! Меня ж тогда и пошлют тебе чик-чик делать!

– Ну так в Тартаре еще когда узнают, а суккубы, дай им потачку, сядут мне на шею прямо сейчас, – сказал Мефодий и, открыв дверь приемной, крикнул: – Заходите, граждане, по одному! Не создавайте давки! Два рыльца всунутся – оба вылетят! Ну-с, убогие, зашевелились!

Аида Плаховна, уронив ножичек, всплеснула ручками.

– Милая улыбка, Меф! Такую я видела только однажды, у маленького Ладика, когда у него получилось вытесать топориком первый гробик! Как маленький Ладик радовался, как смеялся, как хлопал в ладоши!

– А что за Ладик-то? – ревниво спросил Мефодий.

– Разве вы не были знакомы? А, ну да, забыла… Граф Владислав Дракула, правитель Трансильвании. Мне часто приходилось у него бывать по… э-э… служебным делам… Тут в Москве живет один его родственник, с лица вроде смахивает, да дух не тот!.. Без размаха человечишко, мелкий! Да ты улыбайся, дружочек, улыбайся! Не обращай внимания на старуху!

Мамзелькина как в воду глядела. Настроение у Мефодия было на удивление хорошим. Уж не потому ли, что сегодня он уже три раза невольно вспоминал о Даф? Вот и сейчас ему захотелось позвонить по своему домашнему телефону, чтобы услышать ее голос. Но не из резиденции же мрака было набирать номер?

Вошедший первым кривоногий суккуб, протянувший влажную ладошку со скомканным отчетом, замер и недоуменно уставился на Буслаева. Мефодий спохватился. Не хватало только, чтобы и этот сейчас что-то брякнул по поводу его настроения, тем более что суккуб, судя по физиономии, раскатал губы это сделать. Еще бы и в Даф превратился – у суккубов с этим просто.

– Чего глазенками моргаешь, толстомордый? Быстренько заполнил анкетку, подписался и марш отсюда! – прикрикнул Мефодий, торопливо выпроваживая суккуба.

– Нет, Аида Плаховна, вы это видели? Чтоб простой смертный так по-хамски обращался с духами мрака? И заметьте, он уже так вошел в роль, что сам не замечает этого безобразия! – хихикнула Улита.

– Одно из двух: или это хороший знак, или очень плохой. Сдается мне, наш мальчик вскоре может нас очень удивить, – негромко сказала в пустоту Мамзелькина, продолжая очинять перья.

Мефодий замер. Он слышал, что Аида Плаховна наделена даром провидения и потому ее пророчества часто сбываются. Вот только вопрос: были ли эти слова пророчеством? Времени размышлять об этом у него не было: в дверь уже просовывалась очередная вытянутая физиономия.