Антон Демченко - Вторая попытка [СИ]

Тем больше я был удивлён, когда увидел, что именно отвлекло её от ежедневного «священнодействия». Хозяйка дома устроилась на широкой веранде... с прялкой и, совершенно никуда не торопясь, принялась за работу. Если бы дело было хотя бы пару недель назад, я бы не постеснялся обратиться к ней с расспросами, но сейчас... сейчас я отчётливо ощущал сосредоточенность женщины и напряжение ментала вокруг неё. Казалось, он тихо-тихо пел для Ружаны, а пряжа в её руках мягко переливалась серебром под светом полной луны, и это свечение вплеталось в тонкую шерстяную нить, выходящую из-под ловких женских рук, заставляя её еле заметно сверкать. Опомнился я, лишь, когда внезапно возникший за спиной, дед Богдан положил ладонь мне на плечо.

— Посмотрел? А теперь, иди. Ружана не терпит чужого внимания во время работы. — Тихо проговорил он.

— А...

— В доме объясню. Идём, не будем мешать. — Понимающе кивнул старик, подталкивая меня к дверям.

— Дед Богдан, что это было? — Выпалил я, когда мы оказались в комнате.

— Созидание. — Просто ответил он. — Заговорённая светом полнолуния, нить замечательно подходит для оберегов, знаешь ли. Понравилось?

— Красиво. — Вздохнул я.

— Это ещё что. Вот зимой посмотришь, как Ружана огонь в ткань вплетает. Вот где настоящая красота. — В голосе старика мелькнули мечтательные нотки. — Пламя от зимнего очага тепло в одежде долго держит. Да и здоровью способствует. Хоть нараспашку в мороз ходи, захворать не даст... при сноровке мастера, конечно. А Ружана у нас знатная мастерица, да.

— А вы так умеете? — Поинтересовался я.

— Увы. Жена моя идёт путём Макоши, а мой удел под рукой Перуна. — Развёл руками старик. От такого заявления я несколько опешил. Нет, помнится, он упоминал что-то на эту тему, но... вскользь, да и я тогда ещё не отошёл от своего неожиданного переезда в другой мир и не обратил внимания на слова старика. Как выясняется, зря. И ведь в учебниках об этом нет ни слова, между прочим.

— Дед Богдан, вы что, язычники? — Спросил я. Поймав мой взгляд, дед тяжело вздохнул.

— Ну, рано или поздно всё равно пришлось бы об этом рассказывать. — Пробормотал он себе под нос, чем вогнал меня в ещё больший ступор.

— Что, правда, язычники? — Изумился я.

— Нет. — Хмуро ответил он и замялся. — Ну, не совсем. В общем, это не верования, это другое... школы скорее. Старые школы волховства, вот. То же естествознание, только древнее, отсюда и названия школ по именам прежних богов.

— И полагаю, что школа Перуна... боевая. — Уточнил я, видя, что собеседник закрывается.

— Можно и так сказать. — Нехотя кивнул дед Богдан.

— Научите?

— Я так и знал. — Печально проговорил старик, возведя очи горе. Но, поняв, что на меня этот спектакль не подействовал, вздохнул. — Только началам.

— И то хорошо! Вы же не обязаны. — Я улыбнулся. Боевые умения лишними не бывают, даже если они начального уровня. К тому же, кто сказал, что к тому времени, когда я их освою, дед Богдан не решит продолжить обучение? Уговорю.

— Не в том дело. — Ответил он. — Просто, научиться большему можно только после обряда Выбора, но вот будешь ты его проходить или нет, это бабушка надвое сказала. Мы с Ружаной не в том возрасте, чтобы брать учеников, а искать учителя на стороне... сложно.

— Не скажу, что всё понял, но всё равно спасибо. Вы много делаете для меня, дед Богдан. — Поблагодарил я старика, на что он только рукой махнул.

— Я поступаю так, как велит моя совесть. К тому же, меня просто радуют твои любознательность и открытость. Знаешь, сложно ожидать такого отношения от...

— Бездомного волчонка? — Усмехнулся я.

— Скорее уж молодого волка. — Отразил мою улыбку дед Богдан и, бросив взгляд на часы, договорил, — время уже позднее, иди, читай свои учебники. А завтра на занятии Ружана расскажет тебе и о старых школах и о Выборе... что сможет, конечно.

Нет, определённо, пусть мне и жаль, что память «реципиента» в тело которого я попал, не желает открываться в полной мере, но в этой «амнезии», точнее, в том, что её диагностировала Ружана Немировна, есть и определённые достоинства. Иначе, как бы я объяснял незнание вещей, совершенно обыденных для местных жителей? Вот и со школами имени древних богов получилось так же. Не было в них никакой особой тайны, что я выяснил, добравшись до книг в зеркоме. Упоминания о существовании этих школ, нашлись и в учебниках по истории и в обзорах по различным философским традициям. Другое дело, что большая часть источников уверяла, будто эти самые школы давно сошли со сцены, уступив пальму первенства в ментальных манипуляциях, научному подходу естествознания, а ныне старые традиции пребывают в упадке и чуть ли не забыты, но уж тут доверять печатному слову я не стал. Всё же перед глазами у меня почти постоянно маячат сразу два представителя этих самых «забытых традиций» и, судя по обмолвкам, они не единственные приверженцы «ненаучного подхода к ментальным манипуляциям» в этом мире.

Уснуть мне удалось далеко не сразу, и на следующий день я извёлся, ожидая начала занятия и возможности задать множество вопросов роящихся и жужжащих в моей голове, словно пчёлы. Но всё-таки дотерпел и даже постарался, задав один вопрос, заткнуться, чтобы не вывалить на голову преподавательницы все свои измышления разом

— Ритуал Выбора? — Бровь Ружаны Немировны чуть приподнялась. — Неужто, ты и это вытянул из моего старика?

— Не совсем. — Признался я. — Дед Богдан отослал меня с этим вопросом к вам.

— Понятно. Значит, о волховских школах ты уже прочёл. — Задумчиво протянула она и, тряхнув гривой чёрных как смоль волос, резко кивнула. — Ладно. Расскажу, что смогу. В отличие от современной концепции естествознания, оперирующей жёсткими формулами, старые школы больше полагались на чувственное восприятие... но это, ты и так уже понял, не так ли? А ведь каждый человек ощущает мир по-своему, это зависит от характера, воспитания, умений и привычек, в конце концов, и обряд, который тебя так заинтересовал, позволяет определить склонности ищущего ученичества и направить его по тому пути, где ученик сможет полнее всего раскрыть себя и свой талант.

— То есть, школы на самом деле не специализированы? — Удивился я.

— Не в большей мере, чем сами люди. Садовод может стать убийцей, а воин на досуге сочинять поэмы. — Усмехнулась тётка Ружана. — Что не помешает, при случае, первому воспользоваться окровавленным ножом, чтобы разрыхлить землю вокруг увядающей розы, а второму — воткнуть в горло врага перо, только что поставившее точку в очередном сонете.

— А дед Богдан сказал, что школа Перуна — боевая. — Протянул я. Пафосная речь хозяйки дома несколько выбила меня из колеи.

— И он тебе не соврал. — Кивнула она. — Это абсолютно мужская школа, путь тех, кто идёт к своей цели, невзирая на препятствия, сметая их со своего пути.