Дмитрий Емец - Третий всадник мрака

Ната Вихрова бросила карандаш.

– Послушай!.. Десять рун за пять минут!.. Я не могу запоминать руны с такой скоростью! У меня голова, а не свинья-копилка! – заявила она, комкая лист бумаги.

Дафна легко подула на пальцы, и скомканный лист мгновенно разгладился.

– Тяжело в учении, легко в бою! Когда на тебя набросятся шесть темных стражей, ты скажешь мне спасибо… – назидательно произнесла она, вздымая к потолку палец.

– Светлых стражей… И спасибо говорить нельзя! – шепотом подсказал Мефодий, незаметно кивая на подслушивающие картины.

– А… ну да… В общем, читай что знаешь, понимай как хочешь! – спохватилась Даф. – Каждая руна существует в мире в единственном экземпляре! Чтобы в нужный момент вдохнуть в руну силу, нужно ощутить ее сущность!.. Поехали дальше! Руна ветра!.. – сказала Дафна.

Покосившись на свой палец, учительски вздымающийся к потолку, Дафна с удивлением обнаружила, что подражает Шмыгалке. Ну и дела! Столько раз мысленно ворчать, осуждая ее метод преподавания, а теперь, по сути, самой стать такой же Шмыгалкой. Верно говорят в Эдеме, что никто так не осуждает деспотизм, как скрытый деспот, которому не удалось реализоваться. «Скорее бы Улита сама занялась обучением», – подумала Дафна.

Неожиданно в приемной мрака хлынул проливной дождь. Его косые струи рассекали воздух. Поток мутной воды со смытыми закладными пергаментами завертелся между ножками стульев. Чимоданов от неожиданности скатился с дивана прямо в лужу. Картины горбуна Лигула в ужасе пищали: боялись, что их смоет.

Даф спокойно подошла к Мошкину и взглянула на его почти размокший лист.

– Чудно! У тебя получилось!.. Правда, это не руна ветра. Не стоило так далеко тянуть горизонтальную линию и загибать ее вниз… Вот и получилась руна дождя, – сказала она и, дунув на лист, стерла руну.

Дождь прекратился. Лужи высохли. Влажными остались только волосы и одежда Вихровой. Даф про себя решила не оказывать ей слишком много любезностей.

– Это я вызвал дождь? – спросил Мошкин с тревогой.

– Ты… Я же просила не дорисовывать руну до конца. Оставлять хотя бы маленький зазор. Впрочем, когда рисуешь наобум, пытаясь пробудить чутье, это невозможно… – великодушно сказала Даф.

Сообразив, что ее способ занятий не идеален, Даф решила изменить методу преподавания. Она материализовала посреди приемной плоскую чашу с песком и стала вычерчивать руны краем флейты, немного не дорисовывая их, чтобы они не обретали силу. Депресняк посматривал на песок с нездоровой любознательностью. Дафне то и дело приходилось грозить ему кулаком.

Внезапно из кабинета Арея послышался хлопок, звук разлетающегося стекла и негромкий хриплый вскрик. Секундой позже громко взвизгнула Улита.

Мефодий дернул ручку и ворвался в кабинет. За ним бежала Дафна. В окно пробивался свет. Большой кусок строительной сетки за окном был умело не то надрезан, не то надорван. Арей лежал, свалившись головой на стол и опрокинув грудью чернильницу с кровью. В руке у него было зажато перо, которым он только что подписывал бумаги. Над Ареем, визжа, стояла Улита.

По стеклу окна разбегались трещины, а в центре трещин было одно небольшое круглое отверстие. Стреляли, должно быть, с одной из ближних крыш. Оттащив Улиту, Мефодий на четвереньках подбежал к окну и задернул жалюзи.

Когда он вернулся, Улита уже не визжала, а Арей вставал из-за стола. Его белая манишка была залита кровью из чернильницы.

– Браво, мальчик мой! – произнес он, гулко хлопая в ладоши. – Ты вовремя догадался это сделать, а то мне, признаться, надоело уже лежать.

– Он промазал? – спросил Меф.

– Зачем промазал? – радостно удивился шеф, показывая небольшое, с горошину, красное пятнышко на виске.

– И вы уцелели? – спросила Даф, поднимая с пола расплющенную пулю.

Арей самодовольно похлопал себя по животу.

– Это тело довольно прочное, девочка моя. Оно сделано с большим простором для людской любознательности. Что с ним только не делали в разные эпохи: и булавой его по голове колотили, и саблей, и алебардой, я уж не говорю про кинжалы! – сколько их торчало у меня под лопаткой, и не сосчитать. Однажды, поверишь ли, из пушки стреляли картечью почти в упор. И как у них рука поднялась, на меня, на стража-то мрака! Вот до чего доводит человеческая самостоятельность! Раньше, чтобы подбить человека на какую-нибудь гадость, его приходилось долго уговаривать и искушать. Теперь же люди делают все сами, да еще сами на себя и доносят! Полное самооблуживание!

Арей говорил это почти с восторгом, то и дело поглядывая на Мефодия и как бы призывая восторгаться вместе с ним. Потом он подошел к окну и, отогнув жалюзи, выглянул наружу.

– Взгляни-ка, Меф! Не бойся, его там уже нет. Видишь ту трубу? Попасть в меня из-за нее, да еще когда нога скользит по крыше, это тебе не хухры-мухры. У него, кстати, еще и желудок болел. И руку он разодрал проволокой, когда сегодня ночью надрывал сетку за окном. Наверняка на Страшном суде на этот фактец будет особенно упирать защита, с целью, так сказать, смягчения приговора…

– Вы знаете, кто в вас стрелял? – удивился Мефодий.

Арей снисходительно потрепал его по щеке.

– Еще бы! Десять минут назад я самолично убрал завесу пятого измерения над вторым этажом. Как иначе этот милый человек смог бы нажать на курок? Он элементарно не увидел бы в прицел ничего интересного. Если, конечно, он не любитель пострелять по случайным прохожим.

– Вы специально сняли завесу? Зная о покушении? – не поверил Мефодий.

– О воды Леты! Что за бредовые вопросы!!! Неужели ты до сих пор считаешь Тартар дилетантской организацией, от которой можно что-то утаить? Да, у нас есть своя рутина, но Тартар существует с тех пор, как Каин убил Авеля, и уж кое-чему мы смогли за это время научиться. В Тартаре отслеживается и берется на карандаш все, что происходит на Земле – от грандиозных преступлений до мелкой зависти, которую испытывает домохозяйка, когда видит на соседке новую шубу. Разумеется, я знал, что этот человек с крыши в меня целится, равно как я знаю и многое другое: его имя, его дурные привычки и даже то, как его отец когда-то давно бил его мать, а ребенок смотрел на это и не плакал.

– Кто этот человек? – спросил Мефодий.

Арей презрительно махнул рукой.

– Мелкая сошка. Исполнитель. Мне любопытнее тот, кто послал его, хотя и здесь все довольно прозрачно…

Барон мрака подошел к столу и недовольно уставился на забрызганные пергаменты.

– Улита, вытри стол и наполни чернильницу! Мне нужно работать! – недовольно крикнул он.

Стащив с себя заляпанную рубашку, Арей швырнул ее на пол, а сам, голый до пояса, с мохнатой седеющей грудью, плюхнулся в кресло. Потом помахал кому-то рукой.