Владислав Русанов - Приключение в старом замке

— Кого это ты с собой приволок, Николай Андреевич, — близоруко сощурился на француза князь. — Никак господин лягушатник?

Только кровь, пятнами окрасившая щеки француза, выдала его недовольство, мягко говоря, холодным приемом. Он сухо поклонился, не отрывая взгляда от сидящей с книгой в дальнем углу красавицы-польки. Не зря переживал за свою воспитанницу Будрыс. Ох, не зря. Карие очи испуганной оленухи, черные, цвета воронового крыла, локоны и матовая, будто вовек не знавшая солнца, кожа. Такие красавицы свели с ума не одного офицера-кавалериста победоносно шествующей армии великого императора.

Почувствовав напряженность во взглядах князя и молодого коммерсанта, ротмистр ловко отвлек их обоих, затронув с ходу цель своего визита. На свет появилась и обещанная Будрысу книжица. Несмотря на претенциозное название «Chefs D'oeuvre», принадлежала она перу молодого, не разменявшего еще и четверти века российского поэта, студента московского университета.

Завязалась непринужденная беседа, все участники которой, включая бросающего мрачные взгляды исподлобья хозяина, использовали французский язык, дабы не обижать гостя.

Вскоре собеседники переместились за просто, но обильно накрытый стол. Натянутость отношений понемногу уступила место взаимной заинтересованности. Водемон увлеченно расспрашивал князя о национальных обычаях и обрядах литвинов, а тот, в свою очередь, задал несколько вопросов об изобретении Люмьеров. После обстоятельного и подробного ответа гостя в его глазах даже блеснуло что-то похожее на одобрение.

Однако француз мрачнел на глазах, угрюмо ковыряя вилкой тушеную со сметаной зайчатину. И виной тому был нескрываемый интерес панны Агнешки к речам и, главное, усам гусарского ротмистра. Реплики Шарля чем дальше, тем становились все короче, пока вовсе не извелись до односложных.

Не известно, что послужило последней каплей, но, когда ужин был завершен, Водемон, извинившись перед хозяевами, отозвал Пашутина в сторону и срывающимся голосом потребовал объяснений.

— Вы, верно, сударь мой, за дурачка подержать меня здесь привезли с собой?

— Да помилосердствуйте, Шарль, — слабо попытался оправдаться ротмистр. — О чем это вы?

— Ах, вы не догадываетесь! Тогда воистину российская тупость соизмерима только с прусской наглостью!

— Мне кажется или вы пытаетесь оскорбить меня — русского дворянина и офицера?

— Неотесанного хама и дикаря!

— Вот как?

— Именно так! Надеюсь, вы не откажете мне в поединке?

Пашутин улыбнулся чуть насмешливо:

— Шпаги? Пистолеты? Или, быть может, бой на алебардах?

Лицо француза заполыхало алым маком:

— Вы продолжаете издеваться? Берегитесь, я вцеплюсь вам в горло голыми руками…

— Мне просто интересно наблюдать сколь искренне вы выбираете способ самоубийства. Не забывайте, я кадровый офицер, привычный к любому виду оружия.

— А мне плевать, сударь! К барьеру и немедленно!

Огромная фигура хозяина замка неслышно выросла у них за плечами.

— Мне кажется, господа, вы с большой пользой проводите время, — пророкотал густой бас. Князь изъяснялся по-французски очень чисто, но с легким экзотическим акцентом.

— Только не вздумайте нас мирить, — галльской эмблемой взвился Водемон.

— Что вы, что вы… И в мыслях не было. Может мне любопытно поглядеть, как выпустят друг другу кровь два таких самовлюбленных представителя европейских сверхдержав.

Вот теперь уж оба спорщика уставились на Будрыса выпучив глаза.

— Что смотрите, петушки мои? Какой чудесный способ избавиться сразу от двух докучливых ловеласов! Могу порекомендовать вам чудный способ сведения счетов — через платок в одном из моих подвалов. Кромешная тьма, думаю, только прибавит пикантности этому приключению.

Взбешенный француз уловил в словах князя только слова «через платок» и яростно тряхнул головой в знак согласия. Напротив, не потерявший хладнокровия гусар, язвительно поинтересовался:

— А если мы не последуем вашему душевному совету, дражайший Йозас Янович?

— Боюсь, — улыбка литвина напоминала медвежий оскал. — Боюсь, у вас просто не будет другого выбора.

Мелодично звякнул колокольчик. В гостиную с шумом и грохотом ворвались пятеро гайдуков. Стволы коротких кавалерийских карабинов глянули на гостей.

— Прошу за мной, господа, — Будрыс повел рукой в приглашающем жесте и первым двинулся прочь из комнаты.

Конвоируемые вооруженной челядью будущие дуэлянты волей неволей последовали за ним.

Когда с глухим ударом отсыревшего дерева захлопнулась дверь, липкая тьма, с грехом пополам разгоняемая допрежде факелом в руке мажордома, охватила обоих мужчин. Словно чьей-то злой шуткой на голову одним махом натянули нарукавник из «чертовой кожи». Какая необходимость в платке, коль придется палить друг по другу в таких условиях?

Водемон выпустил легко скользнувший по дрожащей от возбуждения ладони край шелкового широкого лоскута и шагнул в сторону и назад, уходя с линии прицела. Револьвер он держал правой рукой на уровне живота, стараясь ощутить хотя бы легкий шорох со стороны противника.

«Успеть бы выстрелить хотя бы раз, а там…»

Не успел.

Всколыхнулся от быстрого движения сырой, затхлый воздух, коснулся ветерком щеки. И в тот же миг сильные пальцы стальным капканом сомкнулись на его запястье.

— Не вздумайте палить, — касаясь уха усами прошептал Пашутин. — Рикошетить начнет — сами себя посечем.

Француз с ужасом ощутил, как оружие, несмотря на отчаянное сопротивление, покидает его пальцы.

— Стойте спокойно, — по-прежнему на ухо присоветовал гусар. — Я все улажу.

Грохнул выстрел. Как всегда в замкнутом помещении, подобно удару кувалдой по темени. Едкий запах дыма ворвался в легкие, разлитой желчью запершил в горле. За ним последовал второй выстрел, потом еще и еще. Пули со чмоканьем впивались в мореный дуб и вязли в нем. Гулкое эхо металось по каменному мешку, грозя разнести непрочную скорлупку черепа.

Наконец стрельба прекратилась.

— Двенадцать зарядов. Не слукавил князенька, — сквозь колокольный гул, с трудом покидающий затуманенный рассудок, донесся до Водемона голос ротмистра.

И стук кулака по тяжелой створке.

— Эй, Йозас Янович, открывайте. Ничья у нас.

— Да сдохните там оба, — донесся приглушенный преградой рык Будрыса. — Зря пули порастратили. Могли быстро помереть. Теперь будете дольше мучаться.

Тирада была произнесена на французском. Верно, для того, чтобы и Водемон ее понял.

— Вот дерьмо, — не по-джентельменски отреагировал он, соскальзывая спиной по холодной осклизлой стене прямо на пол.

— Мягко сказано, Шарль, — заметил Пашутин.