Терри Пратчетт - Изумительный Морис и его ученые грызуны

– И он до сих пор жив? – уточнила Злокозния.

Кийт изумленно обернулся к ней.

– Ты разбираешься в таких вещах?

– Еще бы. Про них же столько историй сложено! Крысиные короли – воплощение смертоносного зла. Они…

– Противоядие, дайте противоядие, ну пожалуйста, – взмолился Крысолов № 2. – Мне кажется, будто в моем желудке крысы кругами бегают!

– Ты создал крысиного короля, – повторила Злокозния. – Ох, батюшки. Ладно, мы оставили противоядие в том маленьком подвальчике, где вы нас заперли. На вашем месте я бы поторопилась.

Оба крысолова, пошатываясь, поднялись на ноги. Крысолов № 1 рухнул в люк. Второй приземлился прямо на него. Ругаясь, постанывая и, будем честными, шумно пуская газы, они ринулись к подвалу.

Свеча Фасоли Опасно-для-Жизни еще горела. Рядом лежал плотно набитый бумажный кулечек.

Дверь за крысоловами захлопнулась. Судя по звуку, ее надежно заклинили снаружи куском дерева.

– Противоядия там хватит на одного, – глухо послышался голос Кийта из-за двери. – Но я уверен, вы как-нибудь разберетесь промеж себя – по-человечески.

Гуталин жадно хватал пастью воздух: ему казалось, он вовеки не надышится, дыши он хоть целый год. Спину и грудь опоясывало кольцо боли.

– Это изумительно! – восклицала Питательная. – Вы лежали мертвым в капкане, и вот вы снова живой!

– Питательная? – осторожно промолвил Гуталин.

– Да, сэр?

– Я очень… признателен, – хрипло проговорил Гуталин, – только не дури, пожалуйста. Пружина растянулась, ослабла, и… и зубья проржавели и затупились. Вот и все.

– Но вы весь в отметинах от зубов! Никто и никогда не выходил из капкана живым, кроме разве мистеров Писков, а они ведь резиновые!

Гуталин лизнул брюхо. Питательная права. Он весь в дырках, как решето.

– Мне просто повезло, – промолвил он.

– Ни одна крыса еще не выходила из капкана живой, – повторила Питательная. – А вы Большую Крысу видели?

– Кого?

– Большую Крысу!

– А, это… – откликнулся Гуталин. Он уже собирался было добавить: «Нет, в эту ерунду я не верю», но прикусил язык. Он помнил свет, а потом тьму впереди. Тьма вовсе не казалась такой уж страшной. Гуталин почти жалел, что Питательная его вытащила. Там, в капкане, вся боль ушла далеко-далеко. И не нужно было принимать никаких трудных решений. Крыс ограничился тем, что спросил:

– С Гуляшом все в порядке?

– И да, и нет. Ну то есть никаких неизлечимых ран он вроде бы не получил. Доставалось ему и похуже. Но, понимаете, он же был уже очень стар. Прожил почти три года.

– Был ? – вскинулся Гуталин.

– Он очень стар, я хотела сказать, сэр, – поспешно поправилась Питательная. – Сардины послал меня за вами, потому что без вас нам его обратно не отвести, но… – Питательная с сомнением оглядела эксперта по капканам.

– Все в порядке. Сдается мне, все не так страшно, как выглядит, – поморщился Гуталин. – Ну, пошли наверх, что ли.

В старом здании крыса всегда найдет зацепку для лапок. Никто и не заметил, как крысы карабкаются вверх от яслей до седла, от упряжи к решетчатой надставке с сеном. Кроме того, их никто и не высматривал. Джейко послужил путем к свободе для еще нескольких крыс, а совершенно обезумевшие псы искали беглецов или дрались друг с другом. И люди – тоже.

Гуталин немножко понимал в пиве, ведь в прошлом он промышлял под пабами и пивоварнями. Крысы частенько недоумевали, зачем люди иногда сами, по доброй воле, отключают себе мозги. Крысы, живущие в самом сердце паутины звуков, запахов и света, не видели в том ни малейшего смысла.

Но сейчас Гуталину показалось, что в этом что-то есть. Сама идея на время забыться, чтобы голова от беспокойных мыслей не гудела… вдруг показалась очень даже привлекательной.

Гуталин почти не помнил жизнь до Изменения, но твердо знал: такой сложной она не была. Ну да, случалось много всего скверного: жить на острие ножа непросто. Но когда неприятности заканчивались, они заканчивались, и назавтра наступал новый день.

О завтрашнем дне крысы не думали. Они знали лишь некое смутное ощущение: должно произойти что-то еще, и еще. Это не значит «думать». И не было таких понятий, как «хорошо» и «плохо», «добро» и «зло». Это все новые идеи.

Идеи! Вот каким стал ныне их мир! Важные вопросы и важные ответы – о жизни, и как ее прожить, и к чему ты предназначен. Новые идеи рвались в усталую голову Гуталина.

И вот в его голове, посреди всех этих идей, возникла крохотная фигурка Фасоли Опасно-для-Жизни.

Гуталин никогда не разговаривал подолгу ни с мелким белым заморышем, ни с маленькой крыской, которая хвостом бегала за Фасолью и рисовала картинки про то, что он думает. Гуталину нравились крысы практичного склада.

Но теперь Гуталину подумалось: а ведь Фасоль – тоже охотник за капканами! В точности как я! Он идет впереди нас всех, отыскивает опасные идеи, обдумывает их, уловляет в слова, обезвреживает – и прокладывает нам дорогу.

Фасоль Опасно-для-Жизни нам нужен… нужен прямо сейчас. А то мы все бесцельно бегаем кругами, как крысы в бочке…

Много-много времени спустя, когда Питательная состарилась, усы у нее поседели и попахивало от нее странновато, она надиктовала историю того легендарного восхождения к потолку – и как Гуталин что-то бормотал себе под нос. Гуталин, которого она вытащила из капкана, рассказывала Питательная, стал совсем другой крысой. Как будто мысли его замедлились, но выросли.

А самое странное случилось, когда они добрались до балки. Гуталин убедился, что с Гуляшом все в порядке, а затем подобрал спичку – ту самую, которую еще недавно показывал Питательной.

«Он чиркнул спичкой по какой-то железяке, – рассказывала Питательная, – и прошелся вдоль по балке из конца в конец, держа в лапах полыхающий факел, а внизу я различала толпу людей, и ясли с сеном, и разбросанную повсюду солому, и все эти люди копошились там, прямо как… ха, прямо как крысы… и я подумала: эй, а ведь если ты уронишь спичку, через пару секунд конюшня будет вся в дыму, а двери-то заперты; и люди, не успев даже понять, что произошло, окажутся в ловушке, как, ха, да, как крысы в бочке, а мы сбежим через водостоки.

Но Гуталин просто стоял там и глядел вниз до тех пор, пока догорала спичка. А затем отложил ее, помог нам спустить вниз Гуляша и больше ни словом о том не помянул. Потом, уже после всей этой катавасии с дудочником, я попыталась его расспросить, а он сказал: «Да. Крысы в бочке». И более ничего к тому не прибавил».

– А что ты на самом деле положила в сахар? – спросил Кийт по пути обратно к потайному люку.

– Каскару, – отозвалась Злокозния.

– Это ведь не яд, нет?

– Нет, это слабительное.

– Что такое слабительное?

– От него… тебя несет.