Матвей Курилкин - Сын лекаря. Переселение народов

Мы не успели толком перевести дух после этой маленькой победы, когда появился отряд, так напугавший первородных. Возглавлял его Беар.

– Что, не усидел? – подколол я друга. – А как же ответственность за общину? На кого ты их оставил?

– Лотар прекрасно справляется, – махнул рукой бывший вор. – Все равно эльфов больше не видно. А что ж вы не оставили хоть одного для допроса? Сейчас бы узнали, зачем они сюда приперлись, и, главное, сколько их.

– Вот тех, кто в основном лагере, и оставим, там их много, будет из кого выбрать. Главное, все сделать так же хорошо, как сейчас. Ты не многовато ли народа взял? – Бойцов было около сотни, а значит, в Кеймуре осталось всего около четырехсот солдат. Не то чтобы это было мало, но я вдруг подумал – а что, если такой лагерь здесь не один? И сейчас остальные решили напасть на город?

– Все наши сидят в городе, нос за стены не высовывают, а легионеры распределены по стенам и пялятся по сторонам. Даже если их тысяча припрется, с ходу город не возьмут. И эта громыхалка, о которой ты рассказывал, им не поможет. Нас не стены защищают, а ловушки в городе. А нам здесь численное преимущество понадобится – не хочу, чтобы кому-то удалось уйти.

В результате оставшихся на стоянке первородных мы просто расстреляли, окружив со всех сторон. И тоже дольше готовились, сама схватка много времени не заняла. Даже часовые не составили проблем – трех эльфов, сидевших на краю оврага, усыпили из духовых трубок, так что они даже не упали, так и оставшись сидеть, опустив головы. Большинство обитателей лагеря не только не успели схватиться за оружие, но даже и не проснулись, так и умерли во сне. В результате у нас набралось аж трое пленных – даже больше, чем было необходимо, причем удалось захватить командира с двумя десятниками. Раненых и усыпленных сонным зельем добили. Делать это было неприятно, но особых моральных терзаний никто не почувствовал. Можно было набрать больше пленных, но помешал вопрос – чем их кормить? У нас и без того каждая курица на счету, тратить драгоценную провизию на бесполезный балласт в ущерб своим было бы преступно. Возвращаясь обратно, я заметил некоторое даже уныние в рядах соратников. То ли из-за того, что пришлось поработать палачами, мародёрами, а потом и могильщиками, то ли потому, что военная операция, к которой так долго готовились, прошла столь быстро и легко. Слишком быстро и слишком легко. Мне и самому было не по себе от этой легкости. Казалось, за такую легкость придется расплачиваться в дальнейшем. Такое уныние необходимо было прекращать. Если бойцы поделятся своим настроением с остальной общиной, ничего хорошего это не принесет. Для нас сейчас очень важна была уверенность в своих силах, уверенность в том, что мы все делаем правильно. Своими мыслями я поделился с Беаром, отозвав его на несколько шагов от основной колонны:

– Что-то народ у нас приуныл, – тихо сказал я.

– Есть такое, дружище, – кивнул Беар. – Зря мы их прикончили при всех. Теперь люди гадают, чем мы сами отличаемся от первородных, если так же убиваем беззащитных. И ведь понимают все, что ситуация другая, что они сами к нам пришли, а вот поди ж ты, проснулось откуда-то дурное благородство. Вроде как мы-то не такие, как они, мы по-хорошему должны действовать. Не понимают, что для по-хорошему мы слишком слабые. Если бы мы взяли сейчас тот десяток раненых с собой, нам пришлось бы как минимум двадцать человек отрядить на охрану. Это я не говорю уже про еду, которую на них тратить.

– Вот и надо это людям объяснить. У нас тут дураков нет, все поймут.

– Говорить будешь ты, – сразу открестился Беар. – Ребята в этих вопросах на тебя ориентируются просто по привычке. Все же ты у нас тысячник, а я – вор. Меня уважают, но доверять мне в вопросах морали было бы как-то странно, согласен?

Объявили привал. Я дождался, когда все расположатся и примутся за еду, а потом встал. Прошелся немного вокруг, размышляя, с чего начать. Так ничего и не придумав, решил просто пересказать свои мысли.

– Ребята, я вижу, что вам не по себе от той бойни, что мы устроили. Мне тоже неприятно. Но все вы понимаете – то, что мы сделали, было необходимо. Содержать пленных для нас сейчас просто невозможно. Мы и так стоим на пороге голода, кормить врагов – значит, лишить пищи кого-то из общины. Скорее всего, женщин и детей, потому что если бойца будет шатать от ветра, он только бессмысленно умрет. Еще хуже, если бы мы их отпустили и оставили в живых. Большинству эльфов чуждо чувство благодарности, они бы пришли снова и снова убивали бы нас и гражданских. Ребята, война – это всегда убийство. В конце концов, то, что делаем мы – в любом случае далеко от благородства и моральности. С тех пор, как сформировался наш легион, мы только и делали, что устраивали засады и били в спину. Резали глотки из-за спины. Теперь еще добиваем раненых. Это грязно и бесчестно. Я сейчас шел и думал – может быть, нужно было оставить их там, а потом кто-нибудь из нас, те, на кого вы возлагаете ответственность за принятие решений, тихо вернулись бы назад и добили их. Тогда ваша совесть была бы чиста. Но вот что я подумал: так или иначе это был бы обман. Я не хочу обманывать своих. Да, мы защищаем себя, защищаем своих близких и свою землю. Но война по-прежнему остается мерзким и грязным делом. Всегда. Даже когда все вроде бы красиво: два войска друг напротив друга, конный разбег рыцарской лавины, тучи стрел с двух сторон, всегда одни отнимают жизнь у других из-за каких-то своих желаний. Не важно, что это – желание защититься или желание ограбить. И всегда приходится решать, как далеко мы можем зайти. И в этот раз тоже пришлось. Я за это решение готов отвечать перед кем угодно – хоть перед вами, хоть перед богами, хоть перед эльфами. Считайте, что это я запачкался. Вы здесь ни при чем. Одно могу обещать – я никогда не отдам приказ убивать мирных жителей. И такой приказ не выполню, если кто-то попытается мне его отдать. И вот что еще хочу сказать. У нас здесь не королевство. Если вы с чем-то не согласны, вы можете об этом сказать – не в бою, конечно. И тогда мы просто выберем кого-то другого, кто будет принимать решения. И уж поверьте, я с радостью буду этим решениям подчиняться. Вот так.

– Неправильно ты говоришь, тысячник, – крикнул кто-то из солдат. – Насчет того, что мы ни при чем. И плевать, что ты приказ отдал – сам говоришь, если бы нас не устраивали твои приказы, мы могли другого над собой поставить. Но мы верим тебе, и Беару верим. А потому нечего на себя все брать, тысячник. И ты не гляди, что мы понурились, сам ведь говоришь, дело это плохое мы сделали. Необходимое, но плохое. Ничего, переживем. И в другой раз рука не дрогнет, как и сегодня не дрогнула. Правильно я сказал, народ?