Джин Вульф - Книга Нового Солнца. Том 2 [Компиляция, сетевое издание]

Я подошел ближе, чтобы взглянуть на него, – разумеется, то был лишь предлог на время отвлечься от работы и подуть на закостеневшие от мороза пальцы. Пес был хладен и безжизнен, как… Даже не рискну подобрать сравнение. Однажды я зарубил мечом быка, и когда тот лежал мертвым в луже собственной крови, он и то выглядел более живым, чем Трискель. Но я все же протянул руку и погладил пса по голове, большой, как у медведя, с обрубленными почти начисто ушами. Когда я прикоснулся к нему, он внезапно открыл глаза. Тут я опрометью бросился через двор и так энергично саданул палкой по засору в водостоке, что с первого раза пробил пробку. Ведь я боялся, что Дротт в скором времени пошлет Роша выяснять, чем я занимаюсь.

Оглядываясь в прошлое, я чувствую себя так, будто тогда у меня уже был Коготь, более чем за год до того, как он действительно попал мне в руки. Хотелось бы мне описать взгляд пса, когда он поднял на меня глаза. Он глубоко тронул мое сердце. Мне не приходилось воскрешать животных, когда я носил с собой Коготь, но ведь я и не пытался. Обычно, наоборот, возникало желание убить какую-нибудь живность, чтобы достать себе пропитание. Теперь я уже не уверен, что, употребляя животных в пищу, мы поступаем правильно. Я обратил внимание, что в твоих съестных припасах нет мяса – только хлеб и сыр, вино и засушенные фрукты. Может быть, люди, в каком бы мире они ни существовали в твое время, придерживаются того же мнения?

Я помолчал, надеясь на ответ, но он ничего не сказал. Теперь все горные вершины опустились под солнцем, и я больше не был уверен в хрупком присутствии мастера Эша. Возможно, меня сопровождала лишь моя собственная тень.

– Когда у меня появился Коготь, – продолжал я, – выяснилось, что он не оживляет мертвецов, погибших от руки человека. Однако он исцелил того обезьяночеловека, которому я отсек руку. По мнению Доркас, суть в том, что я сам нанес увечье. Трудно сказать… Мне никогда не приходило в голову, что Коготь знает своего владельца, но, быть может, дело именно в этом.

Тут раздался голос, нет, не голос мастера Эша, а другой, незнакомый мне. Я услышал возглас:

– Счастливого нового года тебе!

Я поднял глаза и шагах в сорока увидел улана вроде того, которого ночницы Гефора убили на зеленой дороге в Обитель Абсолюта. Не зная, что еще предпринять, я приветственно помахал рукой и крикнул в ответ:

– Разве сегодня Новый год?

Он слегка пришпорил своего боевого коня и галопом пустился в мою сторону.

– Сегодня середина лета и начало нового года, – сказал он, поравнявшись со мной. – Счастливый день для нашего Автарха!

Я постарался припомнить одно из выражений, которые так любила Иолента:

– Чье сердце – святыня для его подданных.

– Хорошо сказано! Меня зовут Ибар, я из Семьдесят восьмого Зенагия, патрулирую эту дорогу до вечера. Не повезло.

– Ведь этой дорогой не запрещено пользоваться.

– Разумеется. Но только если ты готов удостоверить свою личность.

– Конечно, – ответил я, – с радостью сделаю это.

Я почти забыл об охранной грамоте Маннеа. Теперь же я достал этот документ и вручил его патрульному.

Когда меня останавливали по дороге к Последней Обители, я вовсе не был уверен, что солдаты, допрашивавшие меня, умеют читать. Каждый из них глядел с умным видом на пергамент, но, полагаю, видел лишь печать Маннеа и ее ровный, энергичный, хоть и слегка эксцентричный почерк. Этот улан, без всякого сомнения, читать умел. Я видел, как он бегал глазами по строкам документа, и даже подметил, когда он чуть споткнулся на словах «почетное погребение».

Наконец он аккуратно сложил пергамент, но не спешил отдавать мне.

– Так, значит, ты на службе у Пелерин?

– Да, имею такую честь.

– В таком случае ты молился. А я-то подумал, что ты разговариваешь сам с собой. Я не падок на всякую религиозную чушь. Штандарт Зенагия под рукой, а Автарх далеко – вот тебе и все необходимые таинства. Но я слышал, что Пелерины – добрые женщины.

Я кивнул.

– Полагаю, все несколько сложнее, чем ты думаешь. Но их и вправду можно назвать добрыми.

– И они послали тебя с поручением. Сколько дней назад?

– Три дня.

– Теперь ты возвращаешься в лазарет у медиа Парс?

Я снова кивнул.

– Надеюсь добраться засветло.

Он покачал головой.

– Не доберешься. Но не вешай носа – вот что я тебе посоветую. – Он протянул мне пергамент.

Я взял документ и убрал его в свою ташку.

– Я был не один, с компаньоном. Но он потерялся. Может быть, ты видел его? – И я описал улану внешность мастера Эша.

Улан отрицательно покачал головой.

– Я поищу его и если найду, скажу, какой дорогой ты пошел. А теперь можешь ответить мне на один вопрос? Это не официально, поэтому, если хочешь, можешь просто сказать, что это, мол, не мое дело.

– Отвечу, если смогу.

– Что ты станешь делать после ухода от Пелерин?

Меня несколько ошеломил его вопрос.

– Да я и не собирался уходить от них. Возможно, когда-нибудь…

– Все же подумай о легкой кавалерии. Ты производишь впечатление бывалого человека, а такой нам всегда пригодится. Ты проживешь вдвое меньше, чем в пехоте, но удовольствия от жизни получишь вдвое больше.

Он подстегнул лошадь и ускакал, а я остался размышлять над его словами. Несомненно, он не шутил, когда предупреждал, что мне придется заночевать на дороге, и именно его серьезное отношение заставило меня прибавить ходу. По счастью, у меня довольно длинные ноги, и при необходимости я могу идти вровень с человеком, пустившимся трусцой. Поэтому я заставил их потрудиться, отбросив все мысли о мастере Эше и мое собственное тревожное прошлое. Возможно, неким зыбким образом мастер Эш все еще сопровождал меня, а может быть, и нет. Как бы то ни было, я больше не обращал на него внимания.

Урс еще не отвернул своего лика от солнца, когда я вышел на узкую дорогу, по которой мы с мертвым солдатом шагали чуть больше недели назад. На пыльной поверхности дороги по-прежнему виднелись пятна крови, но их стало гораздо больше, чем раньше. После разговора с уланом я опасался, что Пелерин обвинили в каком-то преступлении; а сейчас я почти уверился в том, что в лазарет поступила большая партия раненых. Наверное, улан просто решил, что я заслуживаю спокойной ночи, перед тем как присоединиться к уходу за новоприбывшими. Эта мысль немного успокоила меня. Большой наплыв раненых давал мне шанс продемонстрировать свои способности. В таком случае Маннеа вряд ли ответит отказом, когда я предложу ей купить меня для Ордена, если только сумею сочинить какую-нибудь небылицу, чтобы объяснить свою неудачу в Последней Обители.

Но когда я вышел на последний прямой участок дороги, выходящей к лазарету, передо мной открылась совсем неожиданная картина.