Джин Вульф - Книга Нового Солнца. Том 1 [Компиляция, сетевое издание]

Не будучи уверен, что все это я действительно прочитал, я достал книгу снова и попробовал отыскать ту страницу, но не смог. Умом я понимал, что слишком устал и проголодался, что свет от очага был неровен, потому-то и сбились мои мысли; но я ощущал знакомый страх, посещавший меня всегда, когда какое-нибудь незначительное происшествие пробуждало во мне предчувствие начинающегося безумия. Я сидел, неподвижно уставившись в огонь, и мне представлялось более вероятным, чем хотелось бы, что однажды вследствие удара по голове или же без всякой причины воображение и разум поменяются во мне местами – совсем как двое старых друзей, которые каждый день приходят в парк и садятся на одни и те же места и однажды, новизны ради, решают ими поменяться. Тогда все фантомы моего сознания предстали бы передо мною как живые, а люди и вещи реального мира явились бы неясными призраками, какими мы видим наши страхи и честолюбивые устремления. На нынешнем этапе повествования эти мысли, должно быть, кажутся провидческими; но да послужит мне извинением признание, что память Давно и часто терзает меня, ввергая в подобные размышления.

Мои болезненные фантазии прервал робкий стук в дверь. Я натянул сапоги и крикнул:

– Входи!

Некто, старательно избегавший попадаться мне на глаза, хотя я и не сомневался, что это был старейшина, распахнул дверь, и вошла молодая женщина с медным подносом, заставленным едой. Она опустила поднос передо мной, и только тогда я увидел, что на ней совершенно ничего нет, кроме браслетов, которые я поначалу принял за грубо сработанные украшения. Она поклонилась, поднеся руки ко лбу, как принято у северян, и тускло сверкавшие обручи, обхватывавшие ее запястья, оказались кандалами из закаленной стали, соединенными длинной цепью.

– Вот твой ужин, Великий мастер, – произнесла она и попятилась к выходу. Ее округлые бедра прижались к двери; одной рукой она попыталась отодвинуть щеколду, раздался слабый скрежет, но дверь не поддавалась. Очевидно, тот, кто впустил девушку внутрь, придерживал дверь снаружи.

– Вкусно пахнет, – сказал я. – Ты сама это приготовила?

– Не все. Рыбу и жареные пирожки.

Я встал и, прислонив «Терминус Эст» к грубым камням стены, чтобы не испугать девушку, подошел к подносу. Там была молодая утка, поджаренная и нарезанная кусочками, уже упоминавшаяся рыба, пирожки (приготовленные, как потом выяснилось, из тростниковой муки и рубленых моллюсков), запеченный в золе картофель и салат из грибов и зеленых овощей.

– А где же хлеб? – воскликнул я. – Где масло и мед? Они за это поплатятся.

– Мы надеялись, Великий мастер, что пирожки тебе понравятся.

– Насколько я понимаю, это не твоя вина. С тех пор как я возлег с Кириакой, прошло много времени, и я пытался не смотреть на молодую рабыню, но не мог. Длинные черные волосы до пояса, темная, почти медная кожа и тонкая талия, что редко встречается у женщин-автохтонок. Черты ее лица были весьма приятны и только слегка резковаты. У Агии, несмотря на светлую кожу и веснушки, скулы были гораздо шире.

– Благодарю тебя, Великий мастер. Мне приказано остаться и прислуживать тебе у стола. Если тебе это неугодно, скажи ему, чтобы открыл дверь и выпустил меня.

– Я скажу ему, – громко произнес я, – чтобы убирался из-под двери и не подслушивал мои разговоры. Ты ведь говоришь о своем хозяине? О старейшине этой деревни?

– Да, о Замбдасе.

– А тебя как зовут?

– Пиа, Великий мастер.

– Сколько тебе лет, Пиа?

Она сказала, и я улыбнулся, узнав, что ей столько же лет, сколько мне.

– А теперь ты будешь мне прислуживать. Я устроюсь у огня, где сидел, когда ты вошла, а ты подашь мне еду. Тебе не приходилось прислуживать у стола?

– О да, Великий мастер, я каждый раз прислуживаю.

– В таком случае ты знаешь, что делать. Что ты посоветуешь мне в качестве первого блюда? Рыбу?

Она кивнула.

– Тогда неси ее сюда. Захвати вино и несколько твоих пирожков. Ты сама ела?

Она покачала головой, ее черные волосы заволновались.

– Нет, но мне не пристало есть вместе с тобой.

– Но у тебя все ребра наружу.

– Меня за это побьют, Великий мастер.

– Тебя никто не тронет, пока я здесь. Однако я не настаиваю. Я только хочу проверить, не подмешали ли в пищу чего-нибудь такого, что я не мог бы дать своему псу, будь он по-прежнему со мной. Если подмешали, то скорее всего в вино. Если это один из обычных сельских сортов, то на вкус оно будет терпким, но сладким. – Я наполнил глиняный кубок до половины и протянул ей. – Пей, и если ты не свалишься на пол в конвульсиях, я тоже выпью немного.

Ей стоило немалых трудов осушить кубок; наконец с полными слез глазами она протянула его мне. Я налил себе вина и пригубил, найдя его отвратительным, как того и ожидал.

Я усадил девушку рядом с собой и заставил съесть одну изжаренную в масле рыбу. Потом сам съел две. Они оказались настолько же вкуснее вина, насколько нежное личико девушки было приятней сморщенной физиономии старейшины. Рыба была, несомненно, поймана сегодня и в воде гораздо холоднее и чище, чем мутный поток устья Гьолла, где ловилась рыбешка, к которой я привык в Цитадели.

– Здесь всех рабов заковывают в цепи? – спросил я, когда мы разделили пирожки. – Или ты, Пиа, проявила особый норов?

– Я одна из озерных людей, – ответила она, и, будь я знаком с местными обстоятельствами, объяснение было бы исчерпывающим.

– А я думал, что озерные люди живут здесь. – Я описал рукой в воздухе круг, имея в виду дом старейшины и его деревню.

– Нет-нет, это береговые люди. Мой народ живет на островах посреди озера. Но иногда ветер прибивает сюда наши острова, и Замбдас боится, как бы я не увидела свой дом и не уплыла. Цепь очень тяжелая – видишь, какая она длинная? – и снять ее я не могу. Она утопит меня.

– Если только ты не найдешь бревно, на которое можно ее положить, пока ты будешь работать ногами. Она притворилась, что не слышит.

– Отведай утки, Великий мастер.

– С удовольствием, но не раньше, чем ты съешь кусок. Однако прежде расскажи мне еще о своих островах. Так, значит, их прибивает сюда ветром? Признаюсь, никогда не слыхал, чтобы ветер гнал по воде острова.

Пиа не отрывала вожделеющего взгляда от утки – должно быть, в здешних краях утка считалась редкостным лакомством.

– Я слышала, что существуют неподвижные острова, но никогда их не видела. Это, наверное, очень неудобно. Наши перемещаются с места на место, а мы иногда привязываем к деревьям паруса, чтобы плыть быстрее. Правда, поперек ветра они плавают плохо, потому что днища у них устроены не по-умному, как у лодки, а по-глупому, как у корыта. Иногда они даже переворачиваются.

– Мне бы хотелось когда-нибудь повидать твои острова, Пиа, – сказал я. – Мне бы также хотелось вернуть тебя туда, поскольку, как мне кажется, ты рвешься домой. Я кое-чем обязан человеку, имя которого очень похоже на твое, и, прежде чем покинуть эти места, я попытаюсь помочь тебе. А пока подкрепи свои силы, поешь утки.