Джин Вульф - Книга Нового Солнца. Том 1 [Компиляция, сетевое издание]

Этот камень оказался решающим. Раздался оглушительный грохот, и кусок стены над окном полетел вниз. Во мне сверкнула надежда, что он убил Балдандерса, но туман начал быстро рассеиваться, устремляясь в образовавшуюся брешь и растворяясь в ночной темноте и ливне, и у самой зияющей дыры я увидал великана.

Должно быть, когда стена упала, он уронил вывороченный камень, поскольку стоял с пустыми руками. Я рванулся к нему, надеясь напасть прежде, чем он успеет среагировать. Но Балдандерс опять оказался проворней. Он ухватился за остаток стены и выпрыгнул; когда же я подоспел к дыре, он уже спустился довольно низко. Казалось, он совершил невозможное; но, приглядевшись к этой части башни, освещенной из комнаты, где я находился, я понял, что камни, из которых она сложена, грубо вытесаны и уложены без цемента, так что между ними зачастую оставались широкие щели, а сама стена, чем выше она поднималась, тем сильнее клонилась внутрь.

Меня охватило желание спрятать «Терминус Эст» в ножны и броситься вдогонку, но я понимал, что окажусь в крайне невыгодной позиции, поскольку Балдандерс, разумеется, достигнет основания башни раньше меня. Я бросил в него шкатулкой и вскоре потерял его из виду за пеленой дождя. Выбора у меня не оставалось: я зашагал к лестнице и спустился на нижний уровень, который видел, когда впервые вступил в башню.

Тогда здесь было тихо и пустынно, если не считать древних механизмов. Теперь же здесь царил ад кромешный. Повсюду кишели толпы отвратительных существ, похожих на призрака, явившегося мне в комнате, которую Балдандерс назвал облачным залом. У некоторых было по две головы, как у Тифона, некоторые имели по четыре руки; у многих были безобразные непропорциональные конечности – ноги в два раза длиннее туловища, руки толще ляжек. Все были вооружены и, насколько я мог судить, безумны, ибо набрасывались друг на друга так же охотно, как и на своих противников-островитян. Я вспомнил слова Балдандерса: двор внизу полон моих друзей и его врагов. Он знал, что говорил: эти твари напали бы на него, едва завидев, как кидались теперь друг на друга.

Я уложил троих, пока добрался до двери, и собрал вокруг себя озерных людей, ворвавшихся в башню; им я сообщил, что враг, которого мы ищем, находится снаружи. Я заметил, что они до смерти боятся этих безумных чудовищ, продолжавших выпрыгивать из темного колодца (они не узнали в них своих обезображенных братьев и детей), и удивился, как они вообще отважились войти в замок. Мне было приятно видеть, что мое присутствие воодушевляет островитян; они поставили меня во главе и, судя по их взглядам, последовали бы за мной куда угодно. Я впервые по-настоящему понял, какое удовольствие, должно быть, получал мастер Гурло от своего положения, которое доселе представлялось мне лишь приятной возможностью навязывать другим свою волю. Я также понял, почему столь многие юноши при дворе оставляли своих невест – моих подруг в жизни, которую я вел, будучи Теклой, – и принимали назначение в самые отдаленные полки.

Дождь немного унялся, хоть его серебряная пелена по-прежнему застилала все вокруг. Ступени были завалены телами людей и еще более многочисленными трупами великановых чудовищ – мне пришлось столкнуть несколько вниз из опасения, что упаду сам, если пойду прямо по ним. Внизу, во дворе, продолжался бой, но никто из чудовищ не нападал на нас, а тех, кто оставался в башне, успешно сдерживали озерные люди. Балдандерса нигде не было видно.

Оказывается, описать сражение не так-то просто, хотя в битве всегда забываешься, и потому она возбуждает. Когда же бой заканчивается, в памяти остаются не удары и рукопашные схватки – ибо битва слишком отвлекает сознание воина, чтобы он мог что-нибудь запомнить, – а перерывы между ними. Во дворе замка Балдандерса я отчаянно бился с четырьмя чудовищами, которых он измыслил и сотворил, но сейчас я не могу сказать, плохо или хорошо я сражался.

Из-за темноты и дождя сражение принимало беспорядочный характер, что как нельзя лучше подходило для стиля боя, навязанного мне строением «Терминус Эст». Хорошего освещения требует не только учебное фехтование, но и любая напоминающая его игра мечом или копьем, поскольку соперники должны видеть оружие друг друга. Здесь же ни о каком освещении говорить не приходилось. Более того, чудовища Балдандерса бились с безоглядной храбростью, словно желали себе гибели, и этим наносили вред самим же себе. Они старались уворачиваться от прямых ударов или ныряли под меч, но неминуемо попадали под повторные удары слева. В этой бойне участвовали и озерные люди, однажды они даже прикончили моего противника. В остальных же случаях они отвлекали врагов или ранили их, прежде чем те нападали на меня. С точки зрения хорошо сработанной казни, ни одну из этих стычек нельзя было назвать даже удовлетворительной.

Четвертая схватка оказалась последней; повсюду валялись тела мертвых и умирающих. Я собрал островитян вокруг себя. Мы пребывали в том состоянии эйфории, какое сопутствует всякой победе, и мои люди были готовы биться с любым великаном, даже самым громадным; однако даже те, кто находился во дворе замка, когда вниз летели камни, клялись, что никого не видели. Я уже называл их про себя слепцами, а они, несомненно, были готовы счесть меня сумасшедшим, но в этот миг выглянула спасительная луна.

Как странно! Все обращаются за мудростью к небу – либо желают объяснить тот или иной земной расклад влиянием созвездий, либо, подобно Балдандерсу, дерзко стремятся отбить знание у существ, которых невежды зовут какогенами; крестьяне же, рыбаки и им подобные ищут в небе предсказаний погоды. И никто не обращает к нему взор, чтобы испросить сиюминутной помощи, хотя помощь приходит оттуда; так часто – вот и я получил ее в ту ночь.

Видение луны в разрыве между облаками было мимолетным. Дождь то утихал, то обрушивался с новой силой; зыбкий лунный свет, падавший с большой высоты, очень яркий (хоть луна и не была полной), ненадолго озарил двор велика-нова замка, подобно свету одного из величайших светил, посылаемому на сцену и в зал совещательного уровня Обители Абсолюта. Гладкие мокрые камни мерцали, точно темные, застывшие озера; и отраженным в них я увидел зрелище столь фантастическое, что теперь мне удивительно, как я вообще не застыл на месте и не принял смерть, которая не заставила бы себя долго ждать.

Ибо на нас падал Балдандерс, но падал он медленно.

В коричневой книге есть картинки с изображением ангелов, которые точно так же, запрокинув голову и выставив грудь, устремляются к Урсу. Я помню смешанное чувство восхищения и ужаса, с которым смотрел во Второй Обители на величественное существо из книги, спускавшееся подобно им; однако не думаю, что их я испугался бы меньше. Когда я вспоминаю Балдандерса, перед моим мысленным взором возникает прежде всего эта картина. Застывшее лицо и поднятый жезл, увенчанный фосфоресцирующим шаром.