Лев Жаков - Аквалон

И вот теперь он приподнялся, занес нож, чтобы вонзить клинок в спину Экуни Рона… и опустил оружие. Ведь здесь был еще Влад Пиранья, легендарный злодей, окутанный плащом черной славы, нити которого состояли из жутковатых историй о разбое, чинимом командами его кораблей в захваченных прибрежных городках… Ставший живым мифом преступник, который однажды, когда три быстроходных, отлично вооруженных айклита имаджинского флота нагнали его дайкоту, потопил в неравном бою двух противников, а затем, уже ночью, раздевшись догола и вооружившись парой отравленных облачной лозой ножей, забрался на третье судно – и как только утром туман разошелся, пиратская команда увидела залитого кровью командора, стоящего на капитанском мостике имаджинского корабля с бутылкой в руках… в окружении двадцати трех тел с перерезанными глотками или пробитой грудью. Влад Пиранья наверняка хорошо владел и короткой саблей, и огнестрелами, что висели на его ремне под распахнутым плащом, да и в церемониальном посохе купцов, который всегда должен носить с собой их посланник, вполне могло прятаться какое-нибудь оружие. К тому же в стороне стояли два хорошо вооруженных имаджина. Они немедленно услышат шум и прибегут, и потому Тулага сдержался.

– Передайте Владетелям, – произнес Рон после продолжительной паузы, во время которой он стоял, задумчиво изучая кончики своих остроносых щегольских туфель. – Передайте, что я дам ответ позже.

Кивнув, Влад сделал несколько шагов к двери, приостановился и сказал:

– Решать не мне, но на вашем месте я бы прислушался к пожеланиям Плотов. Владетели Бреша и Терниора, чьей собственностью по большей части были местные фактории, настроены крайне серьезно.

С этими словами гость покинул библиотеку. Принц стоял, заложив руки за спину, подняв голову и глядя в темное окно, где не мог увидать ничего, кроме бледного отражения своего лица, озаренного свечами. Затем из глубины библиотеки пришел Трэн Агори и вопросительно поглядел на Рона. Тот сказал:

– Купцы не согласны на дележ с нашими торговцами, они хотят заполучить назад все. Сейчас имаджин вернется к своему флоту, который встал возле Конгруэра. Пригонит часть сюда, так, чтобы силуэты кораблей были видны с Да Морана. И будет ждать… совсем недолго.

Агори кивнул, взял подсвечник и пошел назад. Принц, уставившись себе под ноги, направился следом. Вскоре дверь закрылась, и наступила тишина.

Выйдя из-за шкафов, Тулага долго прислушивался под дверью. Принц и его гость, скорее всего, ушли, но в башне кто-то оставался: иногда доносились приглушенные шаги, кашель или стук.

Вернувшись, он залез на стол, откинул задвижку и приоткрыл ставни. Библиотечное окно выводило на северную часть двора, в стороне Гана увидел трехэтажную массивную постройку, под дверями которой горела лампа и стояли охранники: троица белых и троица имаджин. Глухая ночь – и шестеро стражников двух рас… Они сторожили что-то важное.

Это здание располагалось наискось к башне. Гана выбрался в окно, встал на узком карнизе, тянувшемся по длине всей стены, и попытался пройти по нему, но не смог сделать этого из-за котомки. Пришлось снять ее и кое-как привязать к поясу, чтобы свисала на правое бедро. Прижавшись спиной к стене, он засеменил боком вперед. На верхнем этаже охраняемого дома одно из окон было распахнуто – а все остальные заперты, да еще и прикрыты тяжелыми шторами, – из него лился тусклый свет. Тулага прошел так, чтобы освещенное окно оказалось перед ним, хотя оно оставалось выше на несколько локтей. Охрану теперь скрыл угол здания. Тулага стащил с плеча веревку, размотал и начал покачивать строенным крюком. Стоя у стены, Гана не мог нормально раскрутить его, как делают перед сильным броском, и потому раскачивал, пока крюк не стал вращаться параллельно стене – с каждым оборотом он проносился перед лицом. Тулага крутанул кистью, крюк с тихим шипением завращался быстрее. Подавшись вбок, он вонзил лезвие ножа в щель между блоками и резко повернулся, выбрасывая вперед руку. Веревка устремилась наискось вверх, извиваясь. Мгновение – и она натянулась, будто стала очень длинным шестом, за самый кончик которого держался человек, – а потом крюк на конце этого шеста с тихим звяканьем зацепился за желоб из обожженной глины. Тот под легким уклоном тянулся вдоль крыши и заканчивался вертикальной трубой возле угла дома.

Все замерло; держась одной рукой за рукоять ножа, а второй за конец веревки, Гана застыл, прислушиваясь. Из распахнутого окна и от дверей за углом лился свет, охранники не издавали ни звука. Он осторожно высвободил нож, сунул за пояс, оттолкнулся и полетел по широкой дуге, быстро перебирая руками, подтягивая тело вверх вдоль веревки, и ударился ступнями расставленных ног о стену чуть ниже освещенного окна.

Тулага почти присел на корточки, находясь при этом спиной к земле. Медленно выпрямил ноги. По-прежнему ничто не нарушало тишины – его полет не потревожил никого. Он подался влево, вновь присел и зацепил веревку, свисающую с желоба на крыше, за угол ставни. Заглянул в окно: помещение с ярко-желтым паркетом на полу, везде стулья, кресла, пуфики, и все это завалено разноцветными платьями и пеньюарами, бантами, пышными перьями, длинными атласными лентами… Напротив окна была одна дверь – закрытая, а в стене слева – вторая, распахнутая. Из соседней комнаты лился свет ламп. Тулага прислушался: ни звука. Он сел на подоконник и бесшумно опустил ноги на желтый паркет.

В помещении стоял густой сладкий запах благовоний и духов. Всевозможные пояса, жакеты и юбки кучами громоздились на диванах и пуфах, валялись на ковре. Несколько платьев висело на деревянных подставках в виде безголовой и безрукой верхней половины женского тела. Тулага встал на середине комнаты, оглядываясь в поисках украшений. Вся одежда и белье были очень дорогими, а раз так, то здесь должны быть и какие-то драгоценности. Он приблизился к шкафу у стены, осторожно, чтобы не скрипнули петли, приоткрыл и внутри увидел множество полок, где были навалены туфли, сапожки, ботинки с бантами. В соседнем шкафу оказался набор шляпных коробок, а в ящиках стола – шпильки, булавки, иглы и мотки ниток. Возле стола было высокое, в человеческий рост, зеркало с тяжелой серебряной рамой, дальше – раскрытая дверь в соседнюю комнату.

На стене возле двери висели перекрещенные золотые топоры, размерами и очертаниями – нечто среднее между пуу и обычным орудием дровосека. Тулага подошел ближе, приглядываясь, вытащил один из узкой кожаной петли. Топор оказался очень легким; Гана пощелкал пальцем по обуху, провел по лезвию… Оружие целиком было деревянным, а сверху выкрашено золотой краской.