Дарья Быкова - Иллика и Оккар

Иллика обиделась. Отдаваться она вовсе не собиралась, даже мысли у неё такой не возникло, наоборот, охватившее её чувство было возвышенно-светлым, но каждый, разумеется, судит по себе!

– А сам?! – не осталась девушка в долгу. – Чуть слюной не изошёл, облизываясь на эту Лику! И обещал ведь, обещал притворяться влюблённым, а сам позволил ей меня оскорблять!

– Она не оскорбляла тебя, – недоумевающе произнёс колдун, но держать её перестал и вообще остановился.

Илька невольно поёжилась – городской жительнице, какой бы храброй она ни была, неуютно ночью в лесу. Хотя то, что колдун жизненно заинтересован в её благополучии, обнадёживает.

– Зачем мы здесь? – спросила она замершего мужчину, постаравшись придать голосу некое подобие примирительных интонаций. А то мало ли – бросит её здесь, в воспитательных целях, так сказать. Тот ответил не сразу и, кажется, тоже постарался быть полюбезней.

– За травкой, – сказал муж, – надо нарвать.

Илька недоумевающе нахмурилась. Какой травкой? Это он так неудачно шутит? Ну так не смешно. Тут кроме огонь-травы ничего и нет, а её даже последний идиот руками рвать не будет… Оказалось, будет.

– И зачем? – спросила девушка, наблюдая в неверном свете луны за действиями мужа. Завтра у него все руки будут в страшных ожогах. И сейчас ему явно должно быть больно… так зачем?

– Слышала про проверку на границе? Константин говорил.

– Ну, – сказала она, шарахаясь от протянутого ей букета. Тяга к самоистязательству ей, хвала Пятерым, не передалась пока. Колдун пожал плечами и убрал охапку жгущейся травы в сумку.

– Проверяют так: дают подержать специальный амулет и того, в ком есть сила, он обжигает.

Илька об этом слышала. Что ни один колдун не может попасть в Тарргон, потому что сама земля их отвергает, и они вопят как резанные на границе от жуткой боли, а кожа на ладонях идёт пузырями…

– Тебе же будет ещё больнее, – растерянно сказала она. – Ещё больнее, понимаешь?

– Боль не страшна, – отмахнулся муж, – зато ожоги скрою. Если что, скажешь, что у тебя принц средство против похмелья заказал, вот и пришлось мне помогать… И это… Иллика… – он немного замялся. – Насчёт этой Лики – прости, я не думал, что тебе неприятно.

Илька сдержалась и не стала огрызаться, что ей глубоко всё равно. Пусть думает, что он ей небезразличен, хуже не будет. Воля богини превыше самолюбия и гордости.

Что боль не страшна – это он, конечно, погорячился. Успел уже, видимо, забыть, каково это, когда твои руки словно бы засунули в самый настоящий костёр, а может, с тех пор, как пришлось ему держать подобный амулет, он сам стал сильнее. Или же этот амулет сильнее… Наверное, он бы всё-таки закричал. Взвыл бы от боли, отбрасывая ненавистный амулет, сузивший весь мир и все его мысли до невыносимых ощущений в руках… если бы был один. Но рядом была Иллика, которую он и так втянул в сомнительную авантюру, и которую он не может себе позволить погубить. Не потому что она ему как-то особо дорога… а нет, впрочем, дорога – тем, что доверилась. И предать это доверие – нельзя. Так что терпи, колдун, терпи, и не смей жалеть, что не один.

А эти твари как специально тянут… А впрочем, наверняка, это и есть специально. Видели его руки с ожогами от огонь-травы и отнеслись с особым подозрением, вот и длится проверка куда дольше, чем надо. А может, это для Оккара просто секунды превратились в минуты, а минуты – в часы. И надо терпеть, терпеть и не кривиться слишком сильно, и зубами не скрипеть, и не вздумать обматерить этих не в меру ретивых пограничников… Вот ведь… и слово-то к ним не подберёшь приличное, а неприличное – нельзя, вдруг сорвётся и вылетит вслух, а впрочем, Оккар и сам уже на пределе и вот-вот то ли призовёт силу и всех поубивает, сорвав Константину всё его посольство, то ли в обморок грохнется, как кисейная барышня, вот стыдобища-то будет…

– Достаточно, – сказал невзрачный невысокий мужчина, бывший, видимо, за старшего. Знаков отличия пограничники Тарргона не носили, да и форма их, честно говоря, больше смахивала на наряды Инквизиции. Вполне возможно, что так оно и есть.

Оккар сам не понимал, каким чудом ему удалось-таки разжать сведённую судорогой руку и не бросить, а аккуратно передать пограничнику амулет.

Ох, как же ему стало хорошо! Мир снова расширился до своих нормальных размеров, и даже заиграл новыми красками, воздух был необычайно свеж и вкусен, шум леса – невероятно мелодичен, а жена – самая прекрасная женщина на свете, хотя бы потому, что именно благодаря ей он не сорвался. У него даже руки практически не болели – ожоги от огонь-травы он смазывал специальным обезболивающим раствором, который теперь, когда источник боли ушёл, приятно холодил ладони, смягчая и почти полностью прогоняя боль.

Оккар поискал жену глазами, и почувствовал, как мир снова стремительно становится серым. И вероломным. Она стояла уже на территории Тарргона – женщин пропускали сразу, ведь всем известно, что Тёмный отмечает даром только мужчин, а уж рыжая девушка – и вовсе любимица Девы, стояла, отвернувшись, глядя совершенно в другую сторону, и это было бы полбеды, но стояла она с Константином.

Вот так вот. Смотри Оккар, смотри и запоминай, и не вздумай ещё хоть раз говорить или хотя бы думать что-либо о доверии. Пока ты был на краю бесчестия и гибели, твоя жена и твой, казалось бы, друг флиртуют. И плевать им на то, что творится с тобой… Ты сам по себе, ты сам ввязался в эту авантюру, и не стоит надеяться, что кто-то будет за тебя переживать. И только и остаётся утешаться тем, что Иллика, видимо, так в него верит, что и за свою жизнь совершенно не боится. Слабоватое утешение. Колдун сам себе никогда не признавался, но ему хотелось не веры или восхищения, ему хотелось именно заботы. Но не в этой жизни, похоже.

А ведь она сразу на принца запала… да и чему удивляться? Стоит вспомнить Тинко, и сразу понятно, что это именно тот тип, который нравится его жене. А ещё и принц… Что до самого Константина – он безупречно верен императрице, по крайней мере, физически, но что с того, если Оккар и так знает, что изменить жена ему может только в мыслях и, кажется, уже как раз изменяет…

На этой мысли колдун как раз подошёл к разговаривающим и схватил жену за руку. Он сам не знал, что собирается сделать – то ли просто показать, что «моё», то ли утащить подальше от Константина, то ли ещё что… В любом случае, он ожидал, что она к нему обернётся, может, что-то скажет… но никак не то, что жена, бледная, до синевы, без единого слова упадёт в обморок. Он еле успел подхватить и аккуратно опустить на землю. Что с ней?

– Ты идиот, – светским, совершенно неуместным тоном сообщил ему Константин, присаживаясь рядом на корточки.