Дарья Быкова - Маша и любовь

– Так почему именно мы? – повторила вчерашний вопрос, поедая угощение микроскопическими кусочками. Ведь оно даёт мне основание лишь изредка бросать на киару взгляды, а основное время смотреть в тарелку.

– Наша техника отличается от вашей, – да, я, в общем-то, догадываюсь, спасибо, кэп, – наша основана не столько на механическом управлении, сколько на мысленном воздействии. В большинстве своём люди не смогут воспользоваться нашим оборудованием, но оказалось, что есть очень небольшой процент людей, которые могут. Вот их мы и отобрали…

– Так это всё было неправдой? – грустно спросила я. – Весь этот совместный проект с освоением какой-то там планеты? А зачем тогда второй и третий этап?

– Ну почему же? Проект есть, мы его запланировали задолго до того, как узнали, что люди могут нам помочь и в этом… деле.

Мы помолчали, почему-то из всех вопросов к киару, которых возникало бессчётное множество, стоило оказаться от него на отдалении, сейчас остался только один, тот, который я никак не могла задать: про семью. Которая скоро его потеряет…

– Простите, – сказала я, снова погружаясь в сожаления и чувство вины. – Я и подумать не могла… – осеклась, чувствуя, что голос вот-вот сорвётся, а к глазам опять подступают слёзы. Дожили, я превратилась в истеричку и плаксу. Ещё и озабоченную.

– Мария, – мягко произнёс он, пересаживаясь поближе, вот прямо совсем близко, – не вините себя. Я сам виноват куда больше. Каждый день мы совершаем какие-то действия, и они влекут за собой последствия, которые нам не предугадать, а ведь если бы мы могли их знать, то поступили бы по-другому. Вы нажимаете на кнопку, чтобы придержать для кого-то лифт, а из-за этого кто-то другой может не успеть сбежать от убийцы и скрыться в этом самом лифте. Или же Вы не стали для кого-то держать лифт, человек не успел на автобус, поехал на следующем и попал в аварию. Но Вы не можете этого знать, и не можете от себя этого требовать. Есть разумные пределы, оставайтесь в них. Я Вас не виню, и Вы себя тоже не вините. И, – уже совсем другим, безразличным тоном произнёс он, поднимаясь, – Вас разыскивает Никита Рекунов. Хорошего Вам дня, Мария Романова.

А я так растерялась, что не успела ему ничего ответить.

– Ого, – весело сказал Никитос, плюхаясь рядом со мной, на место, на котором ещё минуту назад сидел Айрдан. – Сам киару снизошёл до разговора с тобой! Ничего, что теперь я посижу рядом?

Я ощутила какое-то глухое раздражение – вот сколько можно паясничать? Да, мне в принципе нравятся весёлые и оптимистичные люди, но, как только что сказал «сам киару» – везде есть разумные рамки, и надо оставаться в них.

– Что у тебя за неприятности-то были? – спросила я у Никиты, может, немного резковато, не сдержалась – после серьёзного разговора с киару это легкомыслие в Никитосе меня просто взбесило, захотелось если не уязвить его, то хотя бы вернуть в серьёзное русло. Не получилось.

– Да ну, – сказал он. – Не бери в голову, теперь всё позади. Я вообще удачливый. А ты чего такая грустная? – наконец, заметил он моё состояние. – Что-то случилось? Это он тебя расстроил? Что произошло?

– Да ну, – повторила я его слова, криво улыбнувшись, – не бери в голову.

– Не дрейфь, Машуня, – сказал Никитос, ободряюще сжимая мою руку, – Я за тобой присмотрю! – И ослепительно улыбнулся. А мне было и радостно, и как-то не по себе – где-то глубоко-глубоко крутилась мысль: а что, если киару увидит? Решит, что я всех подряд хватаю за руки… Хотя после того, как я ему призналась, что люблю Никиту и лечу ради него, вряд ли он чему удивится. Но вдруг расстроится… Хотя с чего это я взяла, что расстроится? Вот я бы расстроилась, если бы увидела, что он держит кого-то за руку? Да нет, конечно. Тем более что кого-то он явно не только держит за руку – взялись же у него откуда-то дети, аж трое. И меня ведь это совершенно не расстраивает, абсолютно. А руку я высвободила просто так, тарелку взять и отнести в автомат, принимающий грязную посуду.

Никитос последовал за мной:

– Ты в медпункте-то была?

– Нет, – удивилась я. – А что мне там делать?

– Всем надо сходить, говорил же вчера этот, с которым ты только что секретничала, – сказал Никита, идя за мной к выходу и пытаясь приобнять. – О чём хоть говорили-то?

Ещё пару дней назад я ему всё рассказала бы, да даже и вчера утром ещё, но теперь не могла. Я вообще теперь в присутствии Никиты испытывала смешанные чувства – мне и радостно было, что он рядом, и в то же время хотелось остаться одной, и я никак не могла разобраться почему – то ли мне перед Никитосом стыдно за то нереальное притяжение, которое я испытываю к киару, то ли перед киару – вообще непонятно за что. Может, мне самое время пойти в медкабинет и сдаться в руки соответствующему специалисту?

– А где этот твой медпункт? – вздохнув, спросила я.

И Никита, с готовностью взяв меня за руку, повёл показывать. А я шла и злилась. На него – за то, что он два месяца морозился, а теперь вот его прорвало, на себя – за то, что не решаюсь выдернуть руку, и куда больше за то, что мне этого хочется, на киару – за то, что влез в мои мысли и никак не желает их покидать, на коридор – за то, что он всё не кончается…

Мне бы побыть одной, успокоиться, разложить всё по полочкам. Я ведь о киару совершенно ничего не знаю, а Никиту – люблю. Я же ради него всё это затеяла, я же столько времени провела, представляя нас вместе, я даже фамилию его мысленно не раз примеряла, и всё это, все мои усилия, мысли и мечты – насмарку? Просто потому, что от стресса у меня в голове что-то замкнуло, и теперь я хочу киару? Причём так, как Никитоса никогда и не хотела… Нет, так нельзя! С этим помешательством надо завязывать.

Лёжа в капсуле в медкабинете я думала о Никите. Вспоминала, как мы познакомились. Как он красиво ухаживал, долго ведь ухаживал-то! Как впервые поцеловались. Как встречали вместе новый год… и как потом он меня бросил. Не скажу, что он сделал это как-то особо некрасиво или жестоко, нет, он у меня хороший, старался смягчить… но всё равно было больно и обидно. И сразу очень захотелось его вернуть. Собственно, я только тогда и поняла, насколько сильно люблю его. Именно потому, что от его ухода стало больно и захотелось снова получить его любовь.

Лежать стало скучновато, о Никите думать больше не получалось, а о киару – не хотелось, и я стала прислушиваться к тому, что происходит снаружи. Может, стоит уже позвать эту странную инопланетянку, которая и психолог и весь остальной медперсонал в одном лице? До каких пор мне тут лежать-то? Стоило начать прислушиваться, и в полнейшей тишине, которая царила вокруг до этого, стали проявляться звуки, словно кто-то опустил или растворил толстый слой изоляции, обмотанный вокруг меня. Может, так и работают руанские технологии? Киару же говорил, что отобрали тех, кто может управлять их техникой. Наверное, раз я слышу, то и меня будут слышать?