Надежда Мамаева - Академия темных властелинов

Как объясняла бабуля: «Нельзя показывать волнения. Ни в коем случае. Что собаке, которая готова наброситься на тебя, что шакалам в форме. И те и другие — по сути своей хищники. Почуют, вцепятся, раздавят, разорвут. Так что, внучка, звери — всегда звери. Они не прощают ошибок в страхе. — И, видя мое потрясение от ее рассказа, добавила полушутя: — Впрочем, как и в стрельбе, и в беге. Поэтому иногда я думаю: может, именно благодаря таким зверям лучшие биатлонисты родом из Сибири?»

Вердэн же продолжил:

— Не стоит думать, что я не запомнил вас, моя дорогая. Вы сошли с трапа дирижабля, на котором мы летели вместе… А с учетом того, что на «Парящем» всего две каюты, да и те с натяжкой можно назвать пассажирскими, выходит, что мы с вами были соседями. И, судя по вашей обмолвке о моих агентах, вы в курсе о том, кто я? — Последняя фраза — не вопрос, выстрел в упор.

Энжи, сжавшись в комочек за воротом платья, дрожала. Да что пискуха, мне и самой хотелось вот так же спрятаться куда-то от этого опасного крауфа. Но я собрала всю волю в кулак и, вскинув подбородок, невозмутимо ответила:

— Не скрою, ваши ордена для меня не секрет.

В голове же крутилось настойчивое: «Почему?» Почему он от меня не избавляется, а ведет беседу? Сейчас, когда я призналась, что еще и знаю его тайну, логичнее всего меня устранить. И пусть защита магистерии не позволяет убить меня, но переломанный позвоночник, кома… да мало ли действенных зелий в этом мире, способных превратить человека в овощ или стереть намять, заменив воспоминания закаленного бойца розовыми мечтами пятилетней девочки?

Меж тем шпион, не подозревая о моих мыслях, произнес:

— Но раз уж вы признались, что осведомлены о моих тайнах, то настал черед узнать кое-что о вас, моя дорогая. Например, не просветите меня насчет того, как одна недалекая провинциальная барышня, которая сама умудрилась себя скомпрометировать, сумела так резко поменять собственную жизнь? А ведь вас все еще ждут в доме скорби… — Притворная печаль в его голосе, за которой проглядывает оскал. Такому даже не соврешь — сразу почувствует фальшь.

— Дорогой деверь, — начала я, а Вердэн, услышав сие обращение из моих уст, поморщился, — все очень просто: собственная смерть отлично умеет расставлять приоритеты и наставляет на пусть истинный, а также избавляет от хандры, глупых иллюзий и развивает способность к анализу и мышлению. В общем, весьма рекомендую для прочищения мозгов от ерунды.

— Нет уж, спасибо, — усмехнулся Дэниэль. — Мне не хочется лишний раз нарываться на свидание со служительницей той грани. — И после этих слов он резко перевел тему: — Так, значит, после того как вас поцеловала Смерть, вы получили дар некроманта?

— Да, — подтвердила я, лишний раз убеждаясь, что собеседник отнюдь не дурак.

Сразу же, без паузы, прозвучал второй вопрос — отчего я не поступила на факультет некромантии, а подалась в няни, раз у меня открылся дар. А за ним еще один. И еще. Это был какой-то допрос с садистским пристрастием. Пару раз ловила себя на мысли, что я мечтаю об обмороке, но организм в лучших традициях белорусских партизан сдаваться не хотел, упрямо сохранял ясное сознание и ни о каких лишениях чувств даже не помышлял. В результате я рассказала, почему сбежала из родного городка, как оказалась на дирижабле, почему подалась в няньки, и даже назвала причины, побудившие меня заключить фиктивный брак.

Его рука в перчатке держала мою. «Как романтично», — решил бы случайный прохожий. «Чтобы не сбежала», — чувствуя жесткость хватки, поняла я. Выделанная кожа скрывала мужскую ладонь. Тонкое женское запястье с родовой вязью, узкая ладонь, что практически утонула в мужской. И настойчивый вопрос: «Почему? Почему он не пытается меня ликвидировать, а беседует?» — на который я все так же не находила ответа. Переплетение узоров древних рун на моей коже… и словно щелчок в голове.

— Скажите, а если я случайно умру, Альт останется в роду Эрлинов?

Пальцы Дэниэля сжались, и мне показалось, что рука угодила в тут же сработавший капкан. Боль, от которой я заорала, пробежала по венам, заставила закрыть на мгновение глаза.

— Знала или догадалась? — холодный, вымораживающий голос.

— Поняла.

Вердэн резко отпустил мою руку:

— Вы слишком умны, дорогая родственница, и непозволительно догадливы к тому же. Поэтому говорю прямо и без обиняков: во сколько вы оцениваете себя? Сколько вам заплатить за то, чтобы вы убедили Альта бросить учебу и развестись с вами?

— Простите? — Я думала, что этот сумасшедший меня уже ничем не удивит, но ошибалась.

— Что непонятного в моем вопросе? Мне нужно, чтобы брат встал во главе рода. Для этого он должен бросить академию, расстаться с вами и жениться на девушке своего круга, зачать наследника.

Боль в руке слилась со злостью. Плодом их мимолетной близости стала язвительность, с которой я произнесла следующую фразу:

— Я, конечно, понимаю… Альт говорил о том, что вы предпочитаете мужчин. Но, извините, это такая ерунда! Она навряд ли помешала бы вам возглавить род и не настрогать с дюжину наследников…

— Б-б-беги! — заикаясь пропищала Энжи.

И я вняла ее, несомненно, ценному и жизненно важному совету, ибо Вердэн не просто разозлился. Он рассвирепел.

Как говорила моя бабуля: «Храбрый человек должен уметь быстро бегать. Так, на всякий случай…» Всю глубину ее выражения поняла только сейчас, шустро тикая от Дэниэля.

Я не была наивной дурой, полагая, что смогу удрать по прямой от того, кто заведомо сильнее и быстрее меня, но мы, гуляя, дошли до того места, что не хуже Берлинской стены делило город на две части. Рынок. С одной его стороны начинаются дома утренней, досточтимой части Эйссы, с домами трудолюбивых горожан; с другой — ночной, нижний город — вотчина воров, жуликов, босяков. Да и до дневного округа столицы, где живет аристократия, отсюда не так далеко. Вот только свободный люд: комедианты, вольнодумцы, вольные маги, что плевать хотели на ковен и монарха, — от рынка селились чуть далече.

В попытке оторваться от Вердэна я петляла зайцем, подныривала под прилавки. Мне вслед неслись ругань и улюлюканье. В ушах слышались обрывки фраз.

— Да что вы перебираете эти окорока! Вы их понюхайте! Это же не мясо, это же духи! — вопила какая-то лоточница, потрясая свиной ляжкой.

Вдох.

Выдох.

— Покупайте сладкие орехи, чтоб я не переживала, что вы голодные! — голосила другая торговка на весь ряд.

Боль в правом боку. Горло немилосердно саднило.

— Отстал, — выдохнула в ухо Энжи, когда я, привстав с карачек, вынырнула меж корзинами с зеленью.

Огляделась. Правда, Вердэна нигде не видно. Распрямилась, под взглядами торгашек и любопытного воровского пацанья отряхнула подол и как ни в чем не бывало пошла, вливаясь в пульс рынка, растворяясь в его неспешной базарной суете. Впервые поймала себя на том, что именно здесь, в торговых рядах, я словно дома, в детстве, на Привозе, куда меня брала бабушка по воскресеньям за покупками и «просто для души поругаться».