Джена Шоуолтер - Темный поцелуй

Она несмело потянулась и выполнила его приказ. С губ ее сорвался новый вздох.

– О боже!

– Хорошо. Очень хорошо.

– Я… я…

«Не давай ей времени на раздумья». Но, наблюдая за ней, Парис терял концентрацию.

– Расстегни штаны и запусти руку в трусики. Дотронься до своего клитора. Распространи влагу вокруг.

Женщина начала было делать, как он велит, но рука ее замерла на плоском животике.

– Я не могу. Не должна.

– Можешь. Должна. Ты же знаешь, что хочешь этого. Ты почувствуешь такое удовольствие.

– Нет, я… – Она тряхнула головой, и в ее глазах сверкнул ужас, словно ее мозг вот-вот прорвется сквозь паутину, которой Парис его опутал.

Париса охватили растерянность и удивление. Она не должна быть способной сопротивляться ему.

– Твой клитор жаждет прикосновения… сладенькая. Если тебе не хочется трогать себя, иди сюда, и я буду лизать тебя. Я буду лизать тебя до тех пор, пока ты не закричишь.

Не успел он договорить, как она зашагала к нему. Он облегченно выдохнул. Совсем… близко…

– Еще чуть-чуть, милая. Подойди поближе.

Однако, прежде чем подойти к нему вплотную, чтобы он смог стащить с нее штаны и пронзить языком ее горячие ножны – он бы отказался довести ее до оргазма, пока она не сядет верхом на его член, – она снова замерла.

– Ты называешь меня сладенькой и милой.

– Потому что ты и есть сладкая. Но так я не могу до тебя дотянуться, – пояснил Парис, стараясь не взвыть. – Еще немного поближе, – повторил он. – Умираю от желания к тебе.

– Как меня зовут? – вдруг спросила она довольно спокойным голосом.

Он стиснул зубы, и им овладела паника.

– Разве имя имеет значение? Ты хочешь меня, а я хочу тебя.

Нахмурившись, женщина попятилась от него.

– Ты даже не знаешь моего имени, а все-таки хочешь со мной переспать?

– О, поверь, спать я совсем не собираюсь.

– Меня предупреждали не доверять тебе. Меня предупреждали не подходить к тебе близко.

Паника нарастала, а надежда таяла на глазах.

– Сладенькая, давай…

– Заткнись! – Бросив на него сердитый взгляд, она потерла виски. – Не знаю, как тебе удалось это со мной проделать, заставить опуститься до подобного, но сейчас мне плевать. Больше никогда – никогда! – так не делай, или я сама тебя прибью, не дожидаясь, пока отыщется ларец.

Она зашагала прочь, открыла решетчатую дверь и захлопнула ее за собой, закрывая его внутри. Одного.

Для того, чтобы он слабел. Вот черт!

Мэддокс нес поднос с едой в подземелье. Ему было ненавистно, что Аэрон заперт подобным образом, но, как и у остальных воинов, иного решения у него не находилось. Некогда Аэрон обладал самой сильной волей среди всех них. Неистовый, но преданный, как и Люсьен, сурово держащий себя в руках, и такой же переменчивый, каким ранее был Мэддокс.

Вспоминая это, Мэддокс негромко засмеялся. Они с Аэроном любили устраивать состязания и провели много времени, оттачивая мастерство друг на друге. Когда Мэддокс терял контроль над своим демоном, именно Аэрон приходил ему на выручку. Теперь бедняга превратился в жалкую тень прежнего Аэрона. Дикий, грубый, исполненный ненависти.

Заполучи Аэрон свободу – тут же убьет четырех женщин по приказу богов. А убей он их – уже никогда не оправится от жажды крови. С самого начала Аэрон знал, что, забрав жизни невинных, он шагнет за грань.

Мэддокс понимал, каково ему.

Он сам убил Пандору через мгновение после того, как в его тело вошел демон Насилия. И провел несчетные века, расплачиваясь за это: его убивали тем же самым способом – наносили шесть адских ран в живот. Только он, в отличие от несчастной Пандоры, всегда просыпался на следующее утро со знанием того, что должен умереть опять.

Эшлин спасла его во всех смыслах этого слова, придала его жизни значение. А сейчас эта бесценная женщина носит его ребенка.

Как обычно, при этой мысли сердце его защемило, а в животе похолодело. Каким он будет отцом? Он уже любит малыша, зная, что станет защищать его, даже если его убьют и ему придется с боем выбираться из ада.

Он желал таких же семейных уз для Аэрона. Любви, отпущения грехов. Свободы. Пока что тот был полностью поглощен жаждой крови. Ему нельзя находиться даже среди воинов – своих друзей и собратьев. Что уж говорить о смертных женщинах? Поэтому Мэддокс не знал, как Аэрону найти женщину, которой будет по силам пленить его.

Пригибая голову, он спускался по ступенькам в подземелье, удивляясь, что не слышит стука когтей по решеткам. Первый раз за недели от стен не отражались звуки проклятий. Стояла жуткая тишина. Он поставил поднос на пол и поспешил вперед.

Когда Мэддокс достиг камеры Аэрона, его накрыла волна первобытного страха. Решетки погнуты.

Аэрон сбежал.

Выполняя роль стража, Рейес прохаживался по периметру притихшего и зловещего Римского храма с поросшими мхом стенами, пока его товарищи искали подсказки про Неназываемых. Поскольку Люсьен и остальные воины уже знали, откуда начинать поиск артефактов, то команда Сабина переключилась на сбор информации о титанах: их слабостях и врагах.

Несмотря на то что храм был погребен на дне морском, уцелевшие стены все еще запятнаны кровью – стены, сложенные из человеческих костей. Пока воинам не удалось хоть что-то найти. Не сработали даже кровавые подношения на алтарь. В сотый, наверное, раз Рейес задавался вопросом, что же случилось в этом храме во времена его расцвета. Порой он мог поклясться, что слышит вопли, пробивающиеся сквозь свист ветра.

Не так давно появлялся Люсьен, выглядевший как никогда расслабленным и пресыщенным. Можно даже сказать, счастливым. Что стало причиной подобной перемены? Или кто? Рейес завидовал, какой бы эта причина ни была. Завидовал и радовался за него. Но даже отвратительно счастливая кровь Люсьена не дала никакого результата. Ни видений, ни подсказок. А Рейес утомился от всей этой тщеты, от беспомощности и неудач.

Сегодня утром выпуски новостей по всему миру взорвались известиями о храмах. Рейес не мог сказать наверняка, почему храмы больше не скрыты от человеческих взоров. Но знал, что скоро начнут прибывать люди: охотники, туристы, искатели сокровищ и исследователи. Время стало на вес золота.

– Проклятье! – прорычал Рейес.

Он решил, что ему нужно испытать боль, в противном случае слетит с катушек и убьет кого-нибудь: смертного, воина – не важно.

– Я буду неподалеку, – сообщил он Сабину, проходя мимо него. – Если понадоблюсь – крикни.

Сабин не пытался его остановить. Теперь он был умнее.

Достигнув окружающего храм леса, Рейес вынул из ножен кинжал. Прислонился к ближайшему дереву с красными листьями, из-за цвета которых казалось, что ветки кровоточат, и начал вырезать крестики у себя на руке. С появлением глубоких порезов и крови, настоящей крови, его гнев поугас.