Джена Шоуолтер - Темная ночь

Рейес поспешил выполнить эти приказы и вскоре вернулся со всем, о чем просил Мэддокс. Эшлин отказывалась просыпаться, поэтому воин раздавил таблетки и всыпал получившийся порошок ей в рот. Затем он влил туда же воду. Эшлин закашлялась и попыталась извергнуть из себя лекарство, но потом все же проглотила его. Наконец она открыла глаза и зажмурилась от света.

– Дом, – хрипло произнесла она, увидев Мэддокса. – Больно. Еще хуже, чем раньше.

– Я знаю, красавица, – ответил он и нежно поцеловал ее в висок. Мэддокс решил, что раз сам Торин не мог заразить его, то и человек не сумеет. Хотя это не имело никакого значения – он все равно прикасался бы к ней и обнимал бы ее. – Ты и сейчас поправишься.

– Шеф… Охотник… Мертв.

Мэддокс кивнул, не желая разговаривать о том, что чувствует, узнав о смерти этого человека, хотя понимал, что удовлетворен.

– А что с Даникой? – спросил Рейес, выйдя вперед. – Я пролез по норе, через которую ты выбралась, попал в тюрьму и увидел мертвых охотников. Но Даники там не было.

– Она может… лететь… в Нью-Йорк, – сбивчиво произнесла Эшлин.

Рейес побледнел. Цвет сошел с его лица, будто его втянул в себя пылесос, на который всегда жаловался Аэрон.

– Они больше ничего тебе не сказали?

– Прости, – ответила девушка и закашлялась.

Мэддокс содрогнулся, услышав ужасный звук ее хриплого голоса. Он положил холодную влажную тряпку ей на лоб. Эшлин вздохнула и закрыла глаза. Рейес запустил руку в волосы, чувствуя отчаяние и борясь с желанием бесцельно ходить по комнате, с желанием испытать боль.

– Иди, – сказал ему Мэддокс. – Найди ее.

Воин посмотрел на Мэддокса, а затем на Эшлин, кивнул и вышел из комнаты, не произнеся ни слова.

Мэддокс оставался с Эшлин на протяжении нескольких часов. Он вытирал пот с ее лба, заставлял пить воду. Мужчина вспоминал, что делал Торин в далеком прошлом, когда прикоснулся к женщине и та заразилась ужасной болезнью.

На протяжении какого-то времени Мэддокс думал, что стремление Эшлин к жизни сильнее болезни и, в отличие от остальных, она не умрет. Ему казалось, будто что-то или кто-то помогает ему. Но затем вместе с кашлем девушка начала выплевывать кровь, а ее тело ослабло настолько, что она не могла сидеть. Горло Эшлин так отекло, что она утратила возможность глотать. «Сколько она еще протянет?» – спрашивал себя Мэддокс.

Не зная, что еще можно сделать, мужчина закутал Эшлин в одеяло и стал укачивать. Вынося ее из крепости, Мэддокс не сказал ни слова своим друзьям. Они не стали спрашивать о том, что он собирается делать, возможно опасаясь его реакции. Его действительно мог охватить Насилие. Дух, обеспокоенный судьбой Эшлин, бился внутри его, жаждал уничтожать, калечить, убивать. На этот раз, правда, такое стремление было вызвано не яростью, а горем и беспомощностью.

Мэддокс быстро спустился с холма и побежал в город. Лунный свет казался ему издевкой, напоминающей о том, что он не сумел найти Эшлин вчера. «Спасти ее… – крутилось в его голове. – Я должен ее спасти». Девушка не издавала ни звука, ибо была слишком слаба, даже чтобы кашлять. Улицы города оказались пустынны, на них никого не было. «Я должен спасти ее, чего бы это ни стоило», – думал Мэддокс.

Мужчина отнес Эшлин в больницу, которую увидел вчера, когда безуспешно пытался найти ее. В здании было полно народу. Казалось, будто оно вот-вот разойдется по швам от такого количества кашляющих и умирающих людей. Мэддокс не хотел покидать Эшлин и боялся доверить этим людям ее жизнь. Но в то же время он не знал, что делать.

Оказавшись в переполненном коридоре с белыми стенами, воин нашел человека в перчатках и в маске, раздававшего указания.

– Помогите мне, – попросил Мэддокс, перебивая его. – Спасите ее, пожалуйста.

Человек в белом халате отвлекся и, посмотрев на воина и устало вздохнув, произнес:

– Всем нужна помощь, сэр. Вам придется дождаться своей очереди.

Мэддокс с гневом уставился на мужчину, зная, что на его лице появилась печать Насилия.

– Вы… Вы… один из них. С холма, – произнес врач и сглотнул. – Положите ее здесь, – добавил он, показывая на кровать на колесах, стоявшую в конце коридора. – Я сам о ней позабочусь.

Мэддокс послушался, а затем поцеловал Эшлин в губы, но она не ответила.

– Спасите ее, – приказал он.

– Я… Я сделаю все, что могу, – пообещал врач.

«Пожалуйста, пусть она выживет», – взмолился Мэддокс про себя. Он хотел остаться с Эшлин, защищать ее, присматривать за ней, заботиться о ней. Но больше всего на свете он желал, чтобы она была с ним. Однако мужчина заставил себя уйти от нее, растворившись в ночи. Приближалась полночь…

Утром Мэддокс собирался вернуться, и горе всем, горе богам, если Эшлин не будет в больнице, живой и здоровой.

Чертыхаясь, Рейес обыскал аэропорт и окрестные гостиницы, больницы. За два дня он узнал город лучше, чем за все прожитые в нем столетия. Он чувствовал себя как животное, оказавшееся в клетке, испытывающее жажду действий, но совершенно беспомощное. Рейес знал, что Даника все еще в городе и, возможно, больна, как и Эшлин. Может, она умирает… А он не в силах был найти ни малейших следов ее пребывания здесь.

Снова наступила ночь, и воин с удивлением заметил, что оказался в том же переулке, где они были с Мэддоксом прошлым вечером. Он даже видел то место, где друг выместил свою злость на стене, – камень раскрошился и вмялся внутрь.

Рейес уже был готов сесть на самолет до Нью-Йорка, но понимал, что не может находиться далеко от Мэддокса. Когда боги проклинали последнего, они прокляли и Рейеса, связав двух воинов крепче, чем железными цепями. Рейес не знал, почему они выбрали для этого его, а не Аэрона. Ему известно лишь то, что в полночь должен вернуться в крепость. Какая-то сила всегда заставляла его возвращаться. Он уже несколько раз пытался проверить, насколько далеко сможет уйти и как на это отреагируют боги, но каждый раз в полночь оказывался рядом с Мэддоксом.

– Проклятье! – вскрикнул он, достал один из своих кинжалов и погрузил лезвие в свое бедро.

Ткань штанов порвалась, и из раны потекла кровь. «Что я буду делать?» – спрашивал себя Рейес. Его не оставляло стремление спасать и защищать, сильное и глубокое, которого он не испытывал прежде. Но только Данику и лишь для того, чтобы снова посмотреть в эти ангельские глаза и ощутить наслаждение, которое, как предполагалось, ему не суждено было испытать. Но воин ощутил его и теперь жаждал чего-то большего.

«Боги не стали бы приказывать Аэрону выследить и убить ее, если бы она могла умереть от болезни, переносимой Торином, или стать жертвой последнего удара охотников», – подумал Рейес, и эта мысль одновременно успокаивала и злила его. Рейес думал, что, возможно, ему следует освободить Аэрона, которого он запер в подземелье, прежде чем отправиться на поиски, и пойти за Даникой вместе с ним, ведь Ярость, несомненно, почует ее, и это позволит спасти ее от охотников. Но в то же время он понимал, что не сможет последовать за Аэроном, если Даника окажется где-то далеко, а найдя ее первой, Ярость, несомненно, убьет ее. «Забудь ее, – говорил себе Рейес. – Она всего лишь человек. Таких тысячи. Миллионы. Ты можешь найти другую женщину, которая выглядит как ангел».