Вячеслав Распопов - Фаворит богини

— Да ладно тебе, пацан, выеживаться — что случится с этим корытом, если пара путников отдохнет неподалеку. — Тут в моей руке появился медяк, — Ты лучше скажи — можно ли нам на него устроится матросами?

— Вам?! Голоштанным! Матросами на «Магдалину»?! Да вы спятили! Да на ней викарии и сам патриарх Константин изволят плавать! — но тут же, сразу сообразив, что с такой постановкой вопроса медяка ему не видать, резко включил обратку. — Хотя, конечно, матросы всегда нужны — это вам надо подойти к отцу Василию, а там как приглянетесь… Голоштанными нас парень назвал не случайно. Я специально подобрал для нас одежду среднестатических провинциалов-люмпенов, соискателей рабочих мест в столице, которых было в Константинополе больше чем достаточно. А учитывая то, что Дед запретил подбривать и ровнять бороды, от толпы мы ничем не отличались. Свой медяк парень отработал на все сто, дополнительно сообщив, что работа у матросов с трекатра ненапряжная — раз в неделю преодолеть залив, туда и обратно, а в остальное время — вкусно есть, мягко спать. Последний рейс «Магдалина» делала дней пять тому назад, а команда находится в харчевне, которая первая и самая большая (два этажа, не ошибетесь) по единственной дороге от причала.

В харчевню мы попали как раз к обеду. Ознакомившись с меню, заказали соответствующий нашему статусу обед, состоящий из постной каши (трехлитровый котелок на двоих) и огромный ломоть свежего хлеба на каждого. Обслуживала нас, повидимому, дочь хозяина. Почему я так подумал — все просто, у официантки один рукав платья был наполовину пуст, но держалась она вполне независимо, и на публику глядела дерзко, чуть ли не брезгливо. Вряд ли хозяин взял бы со стороны такое строптивое чудо. Да и папаша ее, когда мы предложили за стол и ночлег подлатать забор или крышу, да хоть дров наколоть — тоже смотрел на нас с андоррцем брезгливо. Короче, он нас послал даже без слов — ушел на кухню, не дослушав. Неторопливо насыщаясь кашей из одного котелка, попеременно залезая туда ложками, мы наблюдали за застольем команды церковников с «Магдалины». Сразу видно, что спаянная и самодостаточная команда — капитан, его помощник, и шестеро членов экипажа. Всем, кроме одного молодого (видимо, для сбегай, принеси, подай) в районе сороковника. К таким подойти и начать беседу — уже проблема. На меня начала наваливаться какая-то безнадега, сменившаяся злостью — «Ну неужели я без гипнотических примочек Искандера и без наставлений Деда совсем бесполезный болван?!». Судя по тому, что в голову ничего не приходило, кроме как в лучших традициях тугов пробраться в комнату капитана, взять над ним контроль… так и получалось. Еще раз оглядев зал, ничего нового не придумал — лишь отметил, что стервочка-официантка, обходя зал, пару раз тайно стрельнула глазками в сторону Фараха. Когда траектория ее движения проходила впритирку с нашим столиком, я к ней обратился.

— Уважаемая куртеса (обращение к знатной даме, или просто уважительное к женщине из более высокого сословия) что вы сделали с моим другом? — недоумевающий взгляд в ответ. — Он сказал, что сияние твоих глаз напоминает ему свет звезд в ясную, безлунную ночь.

Холодный взгляд равнодушно покидает мое лицо — но с ноги сбилась, и похоже, пошла не туда, куда хотела, о чем свидетельствовала резкая остановка и разворот на девяносто. На Фараха мои уроки, видимо, все же подействовали, и он не стал удивленно таращиться или протестовать. Но как только девушка удалилась, полушепотом стал высказывать свои претензии.

— Син, ты чего? Какие звезды? — тут же его лицо отражает сначала понимание, и сразу становится возмущенным. — Ты хочешь, чтобы я… Э, нет — сам спи с этой уродкой.

— Фарах, зачем обижаешь бедную девушку. Она вовсе не уродка, скорее наоборот — симпатичная. А то, что рука у нее увечная — это не вина, а скорее беда, тем более для девушки. И никто не заставляет тебя с ней спать, просто поговори ласково, скажи ей пару комплиментов. Я бы сам это сделал, да только стреляет она глазками в тебя.

— Чего ей пару сказать ласково? Это как? — все приехали — у андоррца состояние близкое к панике.

— Да забей! Просто скажи «привет», улыбнись, а там, глядишь, и тема для разговора появится. Следующий раз прохождения стервочки мимо нашего стола не заставил себя ждать. Фарах был «готов».

— Ты, эта… Как тебя звать? — ну блин, как лом проглотил — и ведь не замечал раньше, что он такой тяжелый в общении с женским полом. — Я это….

— Отец Мариной назвал. — ну надо же, подошла вплотную, и даже что-то типа улыбки на лице — но стервозная натура взяла вверх, и добавила. — А для тебя, деревенщина, просто куртеса. Чего хотел?

— Хотел сказать — привет, Марина!

После получения титула «деревенщина», с Фараха спало оцепенение — мой товарищ снова стал весел и подарил девушке дерзкую улыбку на все тридцать два. Марина же как-то странно охнула, ее рот и глаза округлились, а брови исчезли под челкой. Не надо быть провидцем, чтоб понять — стервочку кто-то ущипнул за задницу. Ответка последовала моментально, но хлесткой пощечины не получилось — андоррец перехватил ручку на полпути и поднес к губам. Выдернув свою ручку из лапы Фараха, уже почти спокойная Марина, задрав носик, фыркнула и удалилась в подсобку. Ее отец, наблюдавший эту сцену, тут же подскочил к нашему столику, и демонстрируя дубинку, потребовал немедленно освободить его таверну от нашего присутствия. Похоже, дубинку он не собирался применить — видимо, «стеснялся». Пока я рассматривал с улицы строение таверны, прикидывая, как туда пробраться ночью, дверь заведения открылась — на пороге стояла Марина. Зыркнув на нас притворно злым взглядом, через губу выдала.

— Дрова наколете, сложите в сарае, с утра таскаете воду и помогаете по кухне. Спите в сарае, сено сами себе натаскаете, будете плохо работать — будете мало есть.

— Эй, стой, красавица! Не так быстро. Может, покажешь где что, и что к чему? — Фарах быстро приблизился к Марине и взял ее за руку. Та, якобы с негодованием, выдернула ее. — А вдруг я по незнанию перепутаю сарай с твоей спальней, и получу по роже ни за что. А если сарай перепутаю со спальней твоего отца…. Тут Марина не выдержала и прыснула в кулачек. Следующий захват ее руки она «не заметила». До ужина времени — море. Мы устроились, разобрались, где брать инструмент, где ведра, где вода…. Первое задание — рубка дров — оказалась неожиданно трудным делом. Мы с Фарахом уже прилично взмокли, а кучка колотых дров была просто курам на смех. Когда полено, которое я пытался располовинить, упало во время размаха в третий раз, Марина, наблюдающая за нашей работой, заржала в голос.

— Правду сказал отец — что вы такие же крестьяне, как он певчий церковного хора. — Молвила она, отсмеявшись. — Он сам бывший десятник, пехотинец, и вас определил как воинов. Филарета (андоррец выбрал себе такое имечко) как декарха (десятника), а тебя вообще как кентарха (сотника), если не выше, несмотря на твой возраст.