Дарья Зарубина - Избранники Смерти

— Какой другой? — Голос у Надзеи был как масло. Мол, не твори беды, где и без того хватает.

Владислав вслушивался в разговор повитух. Агата спросила, как звать будут наследника Черны, и Влад, недолго думая, назвал давно выбранное имя.

— Мирослав, Мирек! — позвала теща пищащего, красного с натуги новорожденного наследника Чернского удела, но тот только махал в воздухе сморщенными пятками и с придыханием выводил одну тоскливую ноту.

— Второй ребенок. Не родит она без помощи, сил не хватит… — ответила Надзее Ханна.

— Вот и оставь, — сверкнула глазами Надзея, забормотала злым шепотом: — Сама знаешь, в наследии престола княжеского нет места двоим. А тут Землица сама позаботилась… Помрет княгиня и лишний щенок с ней. А ну, отойди. Не трожь! Дай Безносой дело свое сделать. А то и я помогу.

— Матушка Агата. Плоха Эльжбета. Отнеси Мирослава Владиславича в другое крыло. Ни к чему Безносой на него раньше срока глядеть.

Агата всхлипнула, закусила губу и поспешно унесла младенца прочь. А Владислав, не в силах уж казаться спокойным, рванул на себя прикрытую дверь.

— Отойди, Чернец, то судьба велит, услышал меня мой господин, исполнил то, о чем я столько лет мечтала. Заплатишь ты мне за сына сыном! — замахнулась на него щепотью Надзея. Завилась, закружилась над ее пальцами темная воронка.

— Владыка грозный, царь предвечный, податель ветров и радуг, тучегонитель, отец ливней… — начала она, приготовившись ударить темной силой, небовой, проклятой, в любого, кто посмеет подойти к роженице и помочь ей разрешиться во второй раз.

Владислав сам себя не помнил от ярости. Встали перед глазами отец и мать, лежащие на полу, окровавленные. И сами собой сложились мысли в боевое. Хоть и потратил он силы на тещино дознание, а все хватило бы мощи не из одного сильного мага дух вытряхнуть. Да только стоял перед князем не колдун земной, а закутанная в траур жрица небова, отступница веры Землицыной. Жаль было за нее, тварь проклятую, отповедь получить, да не думал о том князь. Словно незримое ледяное копье вырвалось из красного рубина на лбу Владислава. Ведьма покачнулась, уронила руку, повалилась, потекла из ее рта кровавая струйка.

Владислав сжал кулаки, стиснул челюсти, приготовился к отповеди.

Но вместо боли почувствовал касание теплой руки лекарки. Она резко втянула воздух приоткрытыми губами, задохнулась, закашлялась, схватилась обеими руками за живот.

— Как есть Бяла, — опешил князь. — Ты отповедь мою на себя приняла? Зачем? Нешто проще ее принять девчонке вместо воина?

— Задолжала я тебе, князь, за клейменого мануса. Теперь квиты.

Лекарка опустилась на пол, тяжело дыша, но князь поднял ее, встряхнул, не позволив прикрыть в бессилии глаза.

— Ханна, живой он там? Мой младший сын, жив он еще?

Лекарка, едва держась на ногах, ощупала чуткими пальцами живот недвижной Эльжбеты.

— Жив, да только недолго ему еще мучиться. Умерла княгиня. Не родит.

— Говорят, в деревнях, ежели знают, что матери не жить, живот режут? — с надеждой спросил князь.

— То мертвячкам. Не вынешь ты его, князь, костным ножом. Сталь нужна. Сам знаешь, что сталь наделать может, если до крови мага коснется. Убьет его еще до того, как я резать закончу.

— Так вытащи его! Ханна, Землицей молю, спаси.

Она покачала головой.

— Знать, верный способ подсказала мне черная эта баба, — кивнул князь на мертвую ворожею. — Владыка грозный, — начал он с отчаянием, — царь предвечный…

— Стой! Что ты делаешь, князь? — Ханна трясла его за плечи, косынка слетела с ее головы, рассыпались по плечам золотистые волосы.

— Я слово себе дал, Ханна, что больше никто из моей семьи не умрет, если то в моей власти. Над телом отца клялся, сама Безносая была в свидетелях, так что не можешь помочь — прочь иди. Значит, быть мне проклятым, но если может небо с его чудищами помочь мне жизнь сыну сохранить, значит, так тому и…

— Стой, — проговорила лекарка уже тише. — Не зови Безносую. Тут она. Я попробую. А если не вернусь…

Лекарка опустилась на пол, закрыла глаза. И словно бы обмякла, помертвела, осунулась в одно мгновение.

И тотчас открыла глаза княгиня Эльжбета. Закричала так, что бросился мороз по спине Владислава.

— Принимай, князь! — выкрикнула. — Матушка… Больно, матушка! Прими, Землица, душу…

— В ладонях своих упокой, — пробубнил Коньо. Игор ввел руки в кровавое месиво, повернул коротко и резко, и изломанный топью ведьмак обмяк, словно бы растекся бесформенной грудой.

— Что-то Владека долго не видать, — сказал он хмуро.

— Так-таки по Владеку ты заскучал, — усмехнулся Конрад. — Или охота, чтоб Ханну эту он с собой привел? Сегодня всем не до дела. Княгиня рожает, вот и мельтешат. А по мне бабе — бабье, а нам всяко лучше тут пересидеть, пока все разрешится. Отметь-ка лучше око-то.

Игор подошел к большой карте, нарисованной на стене под тихо гудящими шарами колдовского света, начертил углем еще одну точку.

— Прав был Владек. Не зря башни строил. Так и жмется ко границе уделов топь. Все по краешку ходит. В середине всего-то несколько точек…

Наверху скрипнула дверца. Игор и Конрад насторожились, но облегченно выдохнули, когда по ступенькам торопливо скатился старик-словник.

— Ну что, батюшка, родила голубка бяломястовская? — с издевкой спросил Коньо.

— Да какое. Я и не совался. Знамое ли дело, мужику в бабью канитель лезть, — отмахнулся словник. — Не здесь ли Владислав Радомирович? А то велел мне дурака из нижнего города привезти, да мне же и досталось.

Словник потер шею.

— А Владислав-то Радомирович покрепче нашего будет. К бабам ушел, да вот все ждем, — сказал Конрад.

Помог Игору свалить мертвое тело в деревянный грубо сколоченный ящик и отволочь на ледник. Старый словник с отвращением покосился на оставшуюся на широком столе кровавую лужу. Коньо растер ее грязной тряпкой.

— Не смеялся бы ты, книжник, — выговорил ему старый Болюсь. — Помрет княгиня в родах.

Конрад охнул. Игор в дверях ледника замер.

— Да не с этим сыном. Второго рожая, помрет. Она еще в девках ходила, у меня виденье было. Оттого из Бялого и убег, чтоб князю Казимежу не рассказывать.

— Верно, тяжко тебе с твоим даром жить-то, старик? — спросил Игор. Великан зачерпнул ковшом травяной вар, от которого терпко пахло крестоцветом, и окатил окровавленный стол.

— Отчего ж тяжело-то? Вон он какой шустрый, — напряженно улыбнулся Конрад. — Глаз прищурит, заглянет грядущему-то под подол, увидит, что надобно — и деру. Это мы с тобой щи хлебать останемся, если беда придет, а наш словник Болеслав первый утечет и здрав будет, когда мы уж к Землице на свидание отойдем.

Игор, казалось, не слушал болтовню приятеля.