Дэвид Эддингс - Хроники Тамула

— Значит, то же самое происходит и с богами? — спросил у Флейты Телэн. — Вам так же больно, как и людям, когда разрушают ваше заклятие?

— Гораздо больнее, — почти промурлыкала она. — Мозг Киргона сейчас охвачен огнем.

Тролли тоже таращились в изумлении на своих так внезапно возникших богов. Косматый гигант, застывший рядом с корчащимся в немыслимых муках Киргоном, почти неосознанно протянул лапу, схватил визжащего стирика и оторвал ему голову. Отшвырнув голову прочь, он принялся пожирать все еще содрогающееся тело.

Киргон визжал и корчился, и семеро оставшихся стириков рухнули наземь, точно подрубленные. Личина ложного Гхворга исчезла бесследно, и теперь Киргон был самим собой — гигантским бесформенным шаром бледного слепящего света.

Афраэль презрительно фыркнула.

— В этом весь Киргон, — заметила она. — Он утверждает, будто слишком горд, чтобы принимать человеческий облик. Лично я подозреваю, что он попросту слишком неуклюж. Скорее всего, он приладил бы голову вверх подбородком или обе руки с одной стороны. — И она пронзительно выкрикнула несколько ликующих ругательств.

— Афраэль! — воскликнула потрясенная Сефрения.

— Эти я приберегала для особых случаев, — извинилась Богиня-Дитя. — Ты не должна была услышать их от меня.

Пламенеющий свет Киргона исступленно бился и трепетал, то разгораясь, то угасая в такт терзавшим его мукам.

— Что сейчас чувствует Заласта? — с жадностью спросила Сефрения у Ксанетии.

— Воистину, нет у меня слов, дабы описать его боль, — ответила анара.

— Дорогая, дорогая сестра! — ликующе воскликнула Сефрения. — Ты и представить не можешь, как ты меня обрадовала!

— Тебе когда-нибудь удастся ее укротить? — спросил Спархок у Вэниона.

— Боюсь, что не сразу, — озабоченно ответил тот.

Корчащийся огненный шар, которым был Киргон, вдруг приподнялся, взмахнул громадной огненной рукой — и примерно в полумиле позади троллей вдруг засверкали доспехи бесчисленного войска.

— Он призвал киргаев! — закричал Халэд. — Надо что-то делать, и поскорее!

— Гхворг! Шлии! — прорычал Вэнион голосом Беллиома. — Киргон призвал своих детей! Пусть ваши дети пожрут их!

Тролли-Боги, сделавшись еще громаднее, повелительно взревели, обращаясь к своим распростертым ниц почитателям. Тролли кое-как поднялись, обернулись и голодными глазами уставились на приближавшихся к ним киргаев из далекого прошлого. А затем с оглушительным ревом бросились к пиршественному столу, который так щедро накрыл для них Киргон.

Элана устала. Это был один из тех утомительных дней, когда дел так много, что не успеешь покончить с одним, как уже наваливается другое. В сопровождении Миртаи, Алиэн и Мелидиры она удалилась в королевскую опочивальню, чтобы приготовиться ко сну. Даная брела за ними, волоча за заднюю лапу Ролло и зевая вовсю.

— Император сегодня был не в духе, — заметила Мелидира, закрывая за ними дверь.

— У Сарабиана сейчас чересчур натянуты нервы, — ответила Элана, присаживаясь у туалетного столика. — Судьба всей его империи зависит от того, что удастся сделать на севере Спархоку и остальным, а он даже не может узнать, что там происходит.

Даная вновь зевнула и свернулась калачиком в кресле.

— Где твоя кошка? — спросила у нее Элана.

— Где-то бродит, — сонно ответила Даная.

— Проверь мою постель, Миртаи, — распорядилась Элана. — Я не люблю посреди ночи обнаруживать под одеялом маленький меховой сюрприз.

Миртаи похлопала по королевскому ложу, осененному балдахином, потом опустилась на колени и принялась заглядывать под мебель.

— Ее нигде не видно, Элана, — сообщила она.

— Найди ее, Даная, — сказала королева.

— Но, мама, я хочу спать.

— Чем раньше ты отыщешь свою кошку, тем скорее уляжешься в постель. Найди ее, прежде чем она опять удерет из замка. Пойди с ней, Миртаи. Когда отыщете кошку, уложи Данаю в постель и поищи Стрейджена либо Кааладора. Один из них должен был сообщить мне, что сегодня вечером происходит в кинезганской посольстве, и я хотела бы услышать это до того, как отойду ко сну. Я вовсе не желаю, чтобы они стучались в мою дверь посреди ночи.

Миртаи кивнула.

— Пойдем, Даная, — сказала она.

Принцесса вздохнула, выбралась из кресла и, поцеловав мать, вслед за золотокожей великаншей вышла из комнаты.

Алиэн принялась расчесывать волосы королевы. Элана любила это занятие. Было в этом сонное, почти чувственное наслаждение, которое позволяло ей расслабиться. Она весьма тщеславно относилась к своим волосам — густым, тяжелым, ослепительно светлым. Их цвет ошеломлял черноволосых тамульцев, и Элана знала, что стоит ей войти в комнату — и все взгляды тотчас устремляются на нее.

Они вели неспешный разговор — обычный разговор женщин, готовящихся ко сну.

Затем в дверь вежливо постучали.

— О Господи, — сказала Элана. — Мелидира, взгляни, кто там.

— Слушаюсь, ваше величество, — баронесса поднялась и подошла к двери. Открыв ее, она обменялась несколькими словами с теми, кто стоял за дверью. — Там четверо пелоев, ваше величество, — сообщила она. — Говорят, что у них известия с севера.

— Впусти их. — Элана обернулась к двери.

Человек, вошедший в комнату, не слишком походил на пелоя. На нем была обычная для пелоев кожаная облегающая одежда, у пояса висела сабля, и голова у него была обрита на пелойский манер — но лицо у него было смуглым, а обритая макушка — бледной, как рыбье брюхо. Что-то здесь было не так.

Лицо вошедшего вторым украшала черная, тщательно подстриженная борода. Он был бледен и показался Элане странно знакомым.

Последние двое тоже были в пелойской одежде и с обритыми головами — но это уж точно были не пелой. Один из них был Элрон, астелиец-рифмоплет, а другой, с мешками под глазами, подвыпивший, — не кто иной, как Крегер.

— А, — сказал он слегка заплетающимся языком, — как приятно видеть вас снова, ваше величество.

— Как ты сюда попал, Крегер? — спросила она.

— Ничего проще, Элана, — ухмыльнулся он. — Тебе стоило бы оставить для охраны парочку Спархоковых рыцарей. Рыцари церкви куда наблюдательней, чем тамульские солдаты. Мы оделись пелоями, обрили головы, и никто на нас даже не глянул. Элрон, правда, прикрыл лицо плащом, когда твоя баронесса открыла нам дверь — просто предосторожности ради, — но на самом деле все прошло куда как гладко. Ты ведь знакома с Элроном, верно?

— Смутно припоминаю, а ты, Мелидира?

— Пожалуй да, ваше величество, — отозвалась золотоволосая девушка. — Это, случайно, не тот бездарный писака, с которым мы познакомились в Астеле? Тот, одержимый манией величия? Впрочем, я с большим трудом могла бы назвать поэзией те жестокости, которые он вытворяет с родным языком.