Андрэ Нортон - Тройка мечей (сборник)

Да, скорее всего, это был жезл, увенчанный кристаллом. Свет, который он испускал под воздействием тусклого светильника Ящерицы, был синеватого оттенка. Жезл торчал прямо из скальной породы, но в том, что это продукт иного разума, сомнений быть не могло. Удивляло то, что он так плотно находился в породе, будто упакованный в неё.

Я протянул руку и дёрнул изо всей силы. Кристалл даже не шелохнулся. Для того, чтобы извлечь его, надо было разрушить окружавшую его породу. Но как? Однако я знал, что должен это сделать. На всех нас, пришедших в Эскор, влияли некие чары. Теперь я почувствовал, что мною движет какая-то сила. И я мог бы поклясться, что находка моя имеет большое значение.

Сверху опять послышался шорох, и я быстро обернулся. Это Ящерица с необычайной лёгкостью спускался вниз по почти отвесной стене. С плеча его свисала смотанная в кольцо верёвка. Спустившись ниже, он сделал мне знак, чтобы я обвязался её концом.

Вот так и случилось, что в эту грозовую ночь я узнал своё предназначение на этой земле, столь долго покрытой Тьмой, и нашёл друга. Этим другом стал Тсали из народа Ящериц, существо, которое готово было отдать за меня не только жизнь, но и нечто большее…

Итак, на какое-то время я стал пленником Долины. Но сразу по возвращении в Долину Крита, применяя полученные от Леди Дагоны знания, принесла мне пузырящейся красной глины. Нога так распухла, что снять ботинок оказалось невозможно, и его просто разрезали. Крита обмазала глиной всю лодыжку, боль постепенно утихла, и я уснул.

Мои сны никогда не совпадали с реальностью, ни один из них нельзя было назвать и посланием Силы, какие время от времени получали люди моей расы как предостережения. Однако на этот раз сон мой был настолько реален, будто я вовсе и не спал и всё происходившее в нём случилось наяву. Я держал меч, который подходил к моей руке так, словно являлся частью тела, и в своём сне я не мог представить жизни без него.

Но вместе с тем я испытывал великую печаль и великий страх, но не за себя, а за других. Я шёл и безмолвно оплакивал потерю, великую потерю, которая давила меня к земле сильнее, чем самый тяжёлый заплечный мешок. Кольчуга, в которую я был одет, местами порвалась и пошла пятнами ржавчины; левая рука, прижатая к боку, была окровавлена и при малейшем прикосновении вызывала боль. Это угнетало меня больше всего, потому что тело должно было ещё послужить мне. Мне необходимо было кое-что сделать на этой земле, прежде чем умереть.

Смерть настигала меня, и это была истина, которую я знал. Всё потеряно, всё отдано Тьме, оставалось лишь то, что висело у меня на поясе, — мой меч. Угасающим сознанием я понимал, что этот меч не должен достаться тем, кто меня преследовал буквально по пятам.

Я шатался, боль и слабость гнули моё тело к земле. Перед глазами всё мелькало и расплывалось. Время моё кончалось, жизнь вытекала капля за каплей. Я знал, что если упаду, то уже не смогу подняться.

На ноги будто привесили камни, и каждый шаг становился короче предыдущего. Но я ещё двигался вперёд. Всё вокруг было как в тумане. С губ слетали слова, непонятные мне самому. Однако когда-то я понимал смысл этих слов, они были для меня оружием столь же надёжным, как и сам меч…

Пожалуй, именно Сила слов помогла мне перешагнуть пределы человеческой выносливости. Дыхание прерывалось, я уже не мог совладать с болью, пронзавшей всё моё тело, хотя пока и держался огромным усилием воли.

Наконец я доковылял до края пропасти, слизывая с губ капли влаги. Вот и конец моего пути. Снизу поднимался туман, но я понимал какой-то частичкой моего изнурённого сознания, что туман этот рождался в глубине пропасти, лежавшей передо мной. Там горная порода бурлила, пенилась и вдруг начинала кипеть, словно вода. В это бурление я и швырнул свой меч. И некая сила, которая всё это время помогала мне держаться на ногах и прийти сюда с поля боя, где восторжествовала Тьма, та Сила оставила меня окончательно.

Я рухнул на землю и беспомощно распластался на ней, зная, что сделал всё как надо и теперь могу с готовностью принять смерть. И в этот момент я проснулся. Я осмотрел себя, ожидая увидеть порванную кольчугу и пятна запёкшейся крови на ней, но вместо этого увидел свою гладкую, чистую, молодую кожу. Только тогда я понял, что мне все приснилось.

В этом сне я не был Йонаном, нет. Я не мог назвать имя человека, которым был во сне, зато вынес из него главное: тот кристалл, тот обломок жезла, который я обнаружил в стене расщелины во время недавней грозы, — это и есть меч. Однажды его рукоять уже лежала в моей ладони удобно и надёжно, да пребудет и снова так!

У меня возникло ощущение, что всё происходящее следует сохранить в тайне. Не знаю, почему я так решил. Имхар стал глумиться над моей неприспособленностью — я смолчал, терпеливо вынося насмешки. Когда пришла Крита, чтобы осмотреть мою ногу, я попросил её позаботиться о мужчине из народа Ящериц, который нашёл меня и помог выбраться.

Она-то и назвала мне его имя — Тсали — и сказала, что он один из проводников через хребет. Я вновь позавидовал её дару общения с другими существами и попросил передать Тсали мою благодарность. Однако удивлению моему не было границ, когда позже, вскоре после того, как ушла Крита, он проник в маленькое помещение, где я лежал, и присел на корточки рядом, разглядывая меня своими изумрудными глазами.

Среди своего народа он слыл очень рослым — доставал мне почти до плеча. Сейчас он сидел на задних лапах, откинув назад для равновесия хвост. Одно из его запястий охватывал браслет, состоявший из чередовавшихся красных и белых бусин, которые он перебирал поодиночке своими тонкими пальцами, как будто пересчитывал. Я и прежде видел такие браслеты у существ его народа и вспомнил замечание кого-то из наших, что таким образом Ящерицы производят свои записи.

Я посмотрел на его голову, украшенную гребнем, и заговорил, хотя знал, что слова, звучащие даже на древнем языке моей расы, лишены для него всякого смысла. Передавать информацию из мозга в мозг, минуя язык, умеют только народы Зелёного Безмолвия, и адресуется это тем, кто, как и они, часть Светлых сил и противостоят Тьме.

Внезапно Тсали перестал перебирать свои бусины на запястье и достал из мешочка на поясе, который был единственным элементом одежды на его радужно раскрашенном теле, плоский гладкий камень размером с мою ладонь. На нём виднелись вырезанные строчки рун. Буквы первой строчки были заполнены золотой краской, второй — красной, третьей и последней — зловещей чёрной.

Мне и прежде доводилось видеть такие плитки. Они служили для предсказаний, ими пользовались Мудрые Женщины, у которых недоставало Силы, чтобы стать истинными Колдуньями. Однако, когда Тсали поднёс плитку к моим глазам, стало ясно, что эти руны чем-то отличаются от виденных ранее мною.