Гленда Ларк - Райские острова

Джесенда привела меня к запертой двери в трюме, которую снаружи охранял матрос. Я был озадачен и не понимал, зачем Джесенда меня сюда притащила; я даже на мгновение усомнился, в своем ли она уме. Место было омерзительным: крошечная камера глубоко в трюме ниже ватерлинии. В ней находилась только параша… и Блейз. Камера была такой тесной, что она не могла выпрямиться, не могла улечься во весь рост. Одеяла не было, стоял промозглый холод; сквозь обшивку сочилась вода. Запястья, щиколотки и шея Блейз были закованы в соединяющиеся между собой цепи. Дверь камеры представляла собой железную решетку, так что возможности уединения Блейз была лишена.

Джесенда отослала стражника и зажгла в камере волшебный огонек, чтобы я лучше мог рассмотреть Блейз. Она была грязной, в камере воняло – стоячей водой, испражнениями, крысами.

– Ничего не осталось от гордой суки – обладающей Взглядом, верно? – спросила меня Джесенда. – Ее круглые сутки охраняют матросы, которым запрещено с ней разговаривать. Уединения она лишена. Единственный ключ от ее кандалов – у меня, в моей каюте. – Потом она обратилась к Блейз: – Мы прибыли на Тенкор. Еще несколько дней, и ты предстанешь перед судом хранителей. И мы знаем, чем это кончится, не так ли?

Блейз улыбнулась:

– Несомненно. – Ее голос был спокойным и твердым. – Приговор вынесен заранее. Обычное правосудие хранителей. – Блейз посмотрела на меня: – Сирсилв Эларн… Судя по тому, как окутан ты силвмагией, ты всетаки в конце концов решил признать свой наследственный дар. Но только на что он пловцу?

Я был поражен, и не только тем, что она меня узнала.

– Ты знала, что я силв? – спросил я.

– О да, – небрежно ответила Блейз. – Я однажды видела тебя еще ребенком, все вокруг затопившим силвмагией.

Оказавшись исключена из разговора, Джесенда немедленно постаралась привлечь внимание к себе. Она обвила руками мою шею и притянула меня к себе. Ее губы жадно прильнули к моим, требуя всего меня, а я под взглядом Блейз не мог откликнуться так, как хотел бы…

– Давай вернемся в твою каюту, – прошептал я на ухо Джесенде.

– Нет, – ответила она голосом, полным злобного ликования. – Я хочу, чтобы она видела. Я хочу, чтобы она пожалела… чтобы знала, чего скоро лишится.

Но дело было не только в этом. Я узнал ее растущее возбуждение – так бывало, когда мы с ней рисковали быть пойманными на месте преступления в Ступице. Джесенда хотела не меня; она хотела испытать тот же трепет, на этот раз вызванный присутствием Блейз, тем, как та должна ненавидеть невозможность избежать роли свидетельницы.

Поцелуй Джесенды делался все более страстным, ее язык стал настойчив, пальцы теребили завязки моих штанов. Мое тело откликнулось столь же независимо от моей воли, как и всегда. Я отстранился, едва сдерживая порыв к рвоте.

– Запах… – пробормотал я. – Я не могу его выносить… Джесенда посмотрела на меня с яростью:

– Никто не отвергает меня, Эларн. Никто.

Эти слова повисли между нами, обозначив границу, за которой не было возврата. Я знал, что все еще могу отступить, сделать так, как хочет Джесенда, и тогда все будет попрежнему. Однако если я отвергну Джесенду, обратного пути не будет. Эта мысль была ужасной.

Я смотрел на Джесенду, видел, как мягко блестит ее кожа в свете волшебного огонька, какими нежными и манящими делаются глаза, когда гнев превращается в соблазн… Мои руки все еще обвивали ее, я ощущал тепло ее грудей, изгиб бедра был все таким же зовущим. Это был момент, когда чувственное искушение предлагало мне возможность ощущений, о которых мы только догадывались, удовлетворения, которого мы еще никогда не достигали. Я знал, что никогда не испытаю вновь такого чуда, если сейчас откажусь от Джесенды.

Я слегка повернул голову, чтобы взглянуть на Блейз. Она была на расстоянии вытянутой руки, и выражение ее лица говорило о том, что она думает обо мне, и только обо мне. Я мог бы ожидать многих чувств – ненависти, отвращения, презрения, равнодушия, даже жалости. Но на лице Блейз было написано другое – участие… ничего больше. Я выпустил Джесенду и сделал шаг назад.

– Не могу, – сказал я. – Не здесь.

В моем голосе была мольба о понимании, но Джесенда молча повернулась и ушла. Ее волшебный огонек погас, оставив нас в темноте, едва разгоняемой свечой в фонаре стражника. Я зажег свой собственный огонек.

Сделав глубокий вдох, я повернулся к Блейз.

– Спасибо, – сказал я.

– За что? – В голосе Блейз звучала усмешка.

– За… не знаю… За то, что не дала мне выставить себя большим дураком, чем обычно, наверное. – Меня самого удивила горечь, прозвучавшая в моих словах. Я снял куртку и просунул ее между прутьями решетки. – Вот, возьми. Я передам Райдеру и Гилфитеру, что ты здесь.

Она не стала спрашивать, откуда я знаю о ее связи с ними.

– Спасибо. Хотя, думаю, Гилфитер уже знает и так.

– Знает. Он сказал, что чует тебя. Блейз рассмеялась:

– Бедняга. Вонь, должно быть, сбила его с ног.

Я порылся в сумке на поясе, достал кошелек и тоже передал ей.

– Может быть, тебе удастся подкупить тюремщика и получить лучшую еду… или еще чтото. Тут немного.

Блейз взяла кошелек, и он исчез под ее лохмотьями.

– Скажи Райдеру, чтобы он расплатился с тобой, – сказала она. – Я едва ли сумею вернуть тебе долг.

«Боже, – подумал я, – она еще в состоянии шутить!»

– Флейм Виндрайдер… Дева Замка – она прибыла на Тенкор? – спросила Блейз.

Я чуть не сказал «нет», но вовремя вспомнил, в каком Блейз положении. Она должна была заплатить жизнью за попытку спасти свою подругу. Сказать, что это ей не удалось, было бы жестоко. Поэтому я пробормотал:

– Не знаю. Извини…

Она с философским спокойствием кивнула. Как раз в этот момент вернулся стражник и мотнул головой, указывая мне на выход.

Прежде чем уйти, я спросил внезапно охрипшим голосом:

– Я был не первым, кого она привела сюда, верно? Не первым, которого она… – Я только беспомощно махнул рукой.

Блейз сделала гримасу:

– Ээ… нет. Ты четвертый. Она общительная.

«Она общительная…»

А глупцы вроде Эларна Джейдона верят ей.

Я отошел от камеры Блейз, не в силах выговорить ни слова. Я оставил гореть свой волшебный огонек. Я не знал, как долго он сохранится после моего ухода, но все равно подкрепил его своей магией.

Выйдя на палубу, я попросил матроса спустить за борт мой полоз, пока сам я лез по веревочной лестнице. Это оказалось нелегким делом, потому что корабль уже шел на всех парусах, а залив превратился в бурный водоворот. Течение реки, усиленное дождями в глубине острова, встречалось с приливом; сильный южный ветер поднимал пенистые волны. Трем кораблям хранителей предстояло встретиться с большими трудностями.