Гленда Ларк - Райские острова

– Я думала, что единственные дастелцы – это те, кто теперь живет на Разбросанных островах, – с сомнением сказала я. – И они – люди.

– Нет, – возразила Флейм. – Погружая острова в море, Мортред превратил их жителей в птиц – этих самых птиц. Его заклятие оставляло им обычный человеческий век и человеческий разум. Он хотел, чтобы они мучились воспоминаниями о том, кем были и что потеряли. Мортред не желал, чтобы смерть слишком быстро избавляла их от страданий, – он предпочитает, чтобы его жертвы оставались в живых.

Только с островитянами он просчитался. Они сумели примириться со своей судьбой. Может быть, их потомки и мечтают о том, чтобы вернуть себе человеческий облик, но нельзя сказать, чтобы жизнь их была беспросветной. Они думают, что Мортред когда-нибудь снова появится и тогда им удастся заставить его снять заклятие. Я была изумлена.

– Снова появится? Разве не был бы он теперь довольно старым?

– Если бы он умер, разве его чары не рассеялись бы? Острова Дастел снова появились бы на поверхности, хоть и пострадавшие от морской воды, но настоящие острова, а не рифы. Птицы-дастелцы сделались бы людьми. Ничего этого до сих пор не случилось, потому что Мортред все еще жив. Недаром говорят, что дун-маги не стареют так же, как обычные люди. Птицы-дастелцы верят, что рано или поздно магическая сила вернется к Мортреду и он снова попытается захватить власть над какими-нибудь островами. Тогда-то они его и найдут. – Флейм помолчала, дав мне возможность осознать всю важность услышанного. – Мортред был очень силен, – продолжала она задумчиво. – Его заклинание против островов Дастел действует уже почти столетие. Для заклинания это очень долгий срок.

Мы посмотрели друг на друга; она могла бы и не произносить следующих слов – я и так поняла, о чем она думает:

– Дун-маг, напавший на меня, тоже очень силен.

– Великая Бездна, Флейм!.. Даже если предположить, будто это один и тот же человек, – а я в это не поверю ни на минуту, – что тут можно сделать? Что дун-магу – прости меня, Руарт, – какая-то птичья стая?

– Дастелцев гораздо больше, чем одна стая. И многие из них обладают даром силвов – или Взглядом. Разве ты не обратила внимание на то, что Руарт беспрепятственно пролетал в окно, защищенное дун-магией? – Об этом я не подумала… Вот дуреха! Я сидела на краю кровати и выглядела, должно быть, так, словно меня шлепнули мокрой рыбиной. До сих пор все-таки в душе не верила в птиц с человеческим разумом и человеческими умениями. Но спорить с очевидными доказательствами было невозможно: ни одно живое существо, не обладающее Взглядом, не смогло бы преодолеть созданное магией препятствие. Птицы и звери Взглядом не обладали – это был чисто человеческий дар.

– Нет, не может быть, – возразила я. – Подожди-ка…

Если Руарт обладает Взглядом, его нельзя было превратить в птицу: дун-магия на него не подействовала бы.

Флейм печально улыбнулась.

– Когда Мортред своим колдовством погрузил острова в море, все их жители, обладающие Взглядом, погибли. Все до одного. Они утонули, потому что не превратились в птиц и не могли улететь. Именно невосприимчивость к магии их и погубила. Обычные островитяне и силвы птицами стали. Руарт и остальные – их потомки. И его родители, и родители родителей были птицами, но прадеды были птицами, в которых превратились люди. На теперешних дастелцев, обладающих Взглядом, магия не действует так же, как на тебя, но против старого заклинания, которое существовало, когда они были еще зародышами в яйцах, задолго до того, как у них появился Взгляд, они бессильны.

– Значит, среди птиц-дастелцев все еще рождаются силвы и обладающие Взглядом?

Флейм кивнула:

– Ты же знаешь, что такое Взгляд. Он просто вдруг появляется у детей в семьях, где раньше ничего такого не было. А вот дар силва часто передается по наследству, и тот факт, что родители теперь птицы, а не люди, ничего не меняет.

Теперь я все поняла и кивнула, сдаваясь.

– Ты бы познакомила меня с ними, Флейм.

Она поманила одну из птиц, и та вспорхнула с подоконника и села Флейм на руку.

– Блейз, это сир-Руарт Виндрайдер. Руарт, это сир-Блейз. – Не имеющие гражданства не обладали правом на приставку «сир», но мне все равно было приятно, что Флейм так меня назвала. Руарт серьезно кивнул и посмотрел на меня одним темно-синим глазом. В утреннем свете перышки на его плечах отливали голубым.

– Как поживаешь? – вежливо сказала я. – Мне очень жаль, что я не понимаю твоего языка. – Я посмотрела на Флейм. – Может быть, если Руарт не возражает, ты мне о нем расскажешь?

Флейм кивнула:

– Руарту двадцать два года. Он происходит из княжеского рода и приходится праправнуком последнему правителю Дастел – человеку. Мы более или менее вместе росли. Он вывелся в гнезде, которое располагалось в нише стены у моего окна, – так я с ним и познакомилась. Его мать имеет дар силва. Она любила меня, как родную дочь. – Флейм печально опустила глаза. – Руарт очень огорчен тем, что сегодня со мной случилось. Он чувствует себя… бессильным, а такое ему очень трудно вынести.

Ее слова говорили о переживаниях слишком мучительных, чтобы о них думать. Я видела, как привязана Флейм к Руарту, но их отношения казались мне странными и заставляли меня чувствовать неловкость.

– Новисс о нем знает? – спросила я. Флейм помотала головой:

– Никто не знает, кроме тебя. Я никогда никому этой тайны не открывала. Мы притворяемся, будто Руарт – просто ручная птичка. Очень многим известно, что дастелцы превратились в птиц, но почти никто не знает, что эти птицы сохранили разум. И еще меньше тех, кому известно, что и их потомки разумны.

А я, значит, оказалась в числе этих избранных. Я склонила голову перед Руартом, благодаря за оказанную мне честь. Руарт ответил мне поклоном.

– Это ты прилетал на лодку, Руарт? – спросила я и покраснела.

Тогда я и узнала, как выглядит птица-дастелец, когда ухмыляется.

Прежде чем уйти в свою комнату, я поговорила с Тором и Рэнсомом. Я хотела сделать так, чтобы о возвращении Флейм в «Приют пьянчуги» никто не знал. Мы условились, что Рэнсом по-прежнему будет выражать беспокойство по поводу исчезновения девушки, а мы все тайком будем приносить ей еду. Рэнсом, конечно, впал в панику. Теперь, когда дун-магия грозила заразить Флейм своей скверной, было мало надежды на то, что цирказеанка поможет ему в случае нового нападения. Я не могла не восхититься искусством, с которым Тор успокоил мальчишку. Этот мой возлюбленный был втрое терпеливее меня. Он не только заставил Рэнсома успокоиться, но и напомнил ему о его религии, вовсю цитируя тексты из молитвенника, так что, в конце концов, тот слушал его, как оракула. Наследник оставался все таким же доверчивым: ему и в голову не пришло задаться вопросом, с чего бы это Тору так о нем заботиться. Я едва не пожалела мальчишку – Тор Райдер был не менее изобретателен, чем я сама.