Дэвид Геммел - Сипстрасси

– Боязнью высоты я не страдаю, – ответил Иерусалимец.

Гарет набросил свернутую веревку через шею и плечо, потом подошел к обрыву. Да, подъем оказался относительно нетрудным, но почти под самым уступом скала была отполирована стекающей с него водой. Он подумал перебраться правее, но тут же заметил узкую вертикальную щель в шести футах левее. Осторожно добравшись до нее, Гарет засунул правую руку внутрь, сжал ее в кулак и подтянулся вверх на пару футов. Слева оказался удобный выступ, и он поднялся выше. Разжав кулак, он закинул руку на уступ, подтянулся и сел, спустив ноги, глядя на маленькие фигурки внизу. Потом помахал им.

Скалолазание всегда было его увлечением. Впервые он его освоил в Европе, в Триффинских горах Уэльса. Его всему обучила Лайза: показала, как опираться на выступы, как якорно сжимать кулак в щели. Его поражало, с какой легкостью она взбиралась по отвесным скалам, казавшимся гладкими, как отполированный мрамор. Он вспоминал о ней с большой нежностью и порой недоумевал, почему променял ее на Еву.

«Лайза думала о браке, Ева думала о наслаждении». Нелепая мысль! «Неужели ты так пуст?» – спросил он себя. Лайза была бы прекрасной женой, сильной, верной подругой. Но ее любовь к нему была чрезмерной и, хуже того, собственнической. А он видел, к чему приводит подобная любовь, так как знал свою мать и всю жизнь страдал от ее целеустремленной решимости. «Такой любви я не хочу, – подумал он. – Ни за что!»

Выбросив из головы эти мысли, Гарет встал и пошел по краю обрыва. Нигде не было удобного камня, за который он мог бы зацепить веревку, чтобы надежнее помогать Шэнноу лезть наверх. Однако он нашел небольшую вертикальную трещину и отцепил от пояса что-то вроде клешни из сверкающей стали. Засунув ее в щель, он потянул за кнопку в центре. Клешня раскрылась, надежно закрепившись в стенках трещины. Размотав одну веревку, он пропустил ее конец сквозь стальное кольцо в клешне и спустил его ожидающему внизу Шэнноу. Когда Иерусалимец начал подъем, Гарет перекинул веревку через левое плечо, выбирая слабину.

Шэнноу поднялся на уступ без каких-либо происшествий.

– Ну и как? – шепнул Гарет. Шэнноу пожал плечами.

– Не нравятся мне эти тучи, – сказал он вполголоса.

Гарет обвязал его веревкой вокруг пояса. Шэнноу был прав. Небо темнело, а им предстоял долгий подъем.

Еще раз спустив веревку, он помог матери подняться на уступ. К тому времени, когда Амазига присоединилась к ним, она с трудом переводила дух.

Час спустя все трое выбрались на верхний уступ. До верха обрыва оставалось сорок футов. Но вокруг них сомкнулась мгла, и заморосил дождь, словно смазывая каменную поверхность салом. Гарета грызла тревога. Навес вверху совершенно исчез из виду. Одолеть его было бы нелегко при любых обстоятельствах, но в темноте, под усиливающимся дождем?

Гарет в третий раз прошелся по уступу, глядя вверх, пытаясь определить наивыгоднейший путь. И не увидел ничего ободряющего. Дождь слегка затих. Он поглядел вниз, еле различая их стреноженных лошадей, крохотных, словно букашки. Добраться сюда – и не довершить дела? Господи, Амазига никогда ему не простит. Он давно знал, что мать его не любит, но она им гордилась, и гордость эта служила терпимой заменой любви. Она не могла… была не в силах полюбить кого-нибудь, кроме своего мужа. Та любовь была всеохватывающей, всепоглощающей. В детстве это больно ранило Гарета, но, взрослея, он научился понимать сложность натуры родившей его женщины, ошеломляющий блеск ее талантливости. Если на его долю досталась только ее гордость, приходилось довольствоваться этим. Он повернулся к уходящему вверх обрыву, нащупал небольшое углубление в камне, нашел опору для ноги и подтянулся. Надежность захвата была особенно важной для преодоления навеса, но его пальцы устали, каменная поверхность теперь была скользкой. Пока Гарет преодолевал следующие пятнадцать футов, во рту у него совсем пересохло. Его нога соскользнула. Он судорожно сомкнул пальцы на маленьком выступе и повис над шестисотфутовым провалом. Его охватила паника. Он висел на одной руке, а другой ему не за что было ухватиться. Хуже того: он уже был на срезе навеса и, сорвавшись, пролетит мимо первого выступа, а до второго более восьмидесяти футов… Он разобьется в лепешку. Его сердце колотилось так сильно, что в висках стучало. Извернув шею, он посмотрел вверх. Примерно в восемнадцати дюймах над крохотным выступом, за который он держался, виднелся примерно такой же. Глубоко вдохнув воздух, он приготовился сделать усилие, необходимое, чтобы ухватиться за него.

«Если промахнешься, то сорвешься! Черт! Не смей так думать!» Но это от него не зависело. Ему представился другой Гарет – его труп в разбитом джипе.

«Господи! – подумал он. – Сейчас я умру!»

Внезапно что-то уперлось в его подошву, давая опору. Гарет взглянул вниз и увидел, что Шэнноу тоже выбрался на срез навеса. Теперь, сорвавшись, Гарет обречет на смерть и Взыскующего Иерусалима.

Он услышал голос Шэнноу – спокойный и ровный:

– До утра я тебя поддерживать не смогу, малый. Так что лезь!

Гарет вскинул тело, ухватился за верхний выступ и уперся носком в небольшую выемку. Дальше находить опоры оказалось гораздо легче, и с невыразимым облегчением он выбрался на верх обрыва.

Несколько секунд он пролежал на спине с закрытыми глазами, ощущая капли дождя на лице. Потом встал, обмотал плечо веревкой и дважды дернул, сигналя Шэнноу начинать подъем. Веревка натянулась, Гарет откинулся…

Что-то холодное коснулось его виска.

Дуло пистолета…

Он увидел руку. С острым, как бритва ножом, который рассек веревку.

Сим Джексон сидел в большой комнате своего дома, закинув ноги в сапогах на стол. Его брат Михей лениво тасовал засаленную карточную колоду.

– Сыграем, Сим?

– А на что? – осведомился старший брат, беря кувшин с самогоном и делая большой глоток. – Ты же просадил все, что у тебя было.

– А ты дай мне взаймы, – сказал Михей с упреком. Сим со стуком поставил кувшин на стол.

– Какого черта? В карты садятся играть, когда есть деньги, – вот так! Не можешь вбить это себе в башку?

– Ну так делать-то все равно нечего! – заскулил Михей.

– А кто виноват? – отрезал Сим, запуская грязную лапу В сальные волосы. – Конечно, она была рожа рожей, так это еще не причина, чтобы взять и измордовать ее.

– Сама напросилась, – уперся Михей. – Обзывала меня по-всякому.

– Ну, вот она и сбежала. И уж теперь не вернется, об заклад побьюсь. Знаешь, в чем твоя беда, Михей? Ты не понимаешь, когда тебе везет.

Сим встал и потянулся. Вроде бы собирался дождь – у него заныла спина. Подойдя к окну, он посмотрел на двор, на облитый луной амбар в его глубине. Там вроде бы что-то мелькнуло. Нагнувшись, он протер грязное стекло. Но только размазал грязь. И выругался.