Гай Кей - Сарантийская мозаика

Скортий Сорийский смущенно улыбнулся:

— Почему... гм... ты думаешь, что я... э...

— Тенаис? — спросила она. — О, женщины знают о таких вещах, дорогой мой. Я видела, как ты смотрел на нее сегодня вечером. Должна сказать, что она прелестна.

— Гм, нет! То есть я бы скорее сказал, что... женщины могут увидеть то, чего на самом деле не существует. — Его улыбка стала более уверенной. — Хотя должен заметить, что ты действительно прелестна.

— Видишь? Я так и знала! — воскликнула Данис. — Ты знаешь, что это за человек! Оставайся на месте. Не надо ему улыбаться!

Ширин улыбнулась. Скромно опустила глаза, сложила руки на коленях.

— Ты слишком любезен, возничий.

Снова кто-то царапается в дверь. Чтобы сохранить в тайне личность гостя — и избежать урагана слухов, который вызовет этот визит, — Ширин поднялась и сама взяла поднос у Фаризы, не впуская ее в комнату. Она поставила его на столик у кровати и налила им обоим вина, хотя, видит Джад, в такой час ей совсем не стоило снова пить вино. Ее охватило легкое возбуждение, которого она не могла подавить. Весь Город — от дворца и церкви до береговой таверны — был бы ошеломлен, если бы узнал об этом свидании первого возничего Синих и первой танцовщицы Зеленых. И этот человек...

— Долей еще воды в свою чашу! — резко приказала Данис.

— Тихо, ты. В ней и так полно воды.

Птица фыркнула.

— Не знаю, к чему было предупреждать тебя о шуме на крыше. Могла бы с таким же успехом дать ему застать тебя голой в постели. Это облегчило бы ему задачу.

— Мы же не знали, кто это, — рассудительно ответила Ширин.

— Как ты... э... догадалась, что я здесь? — спросил Скортий, когда она протянула ему чашу. Она смотрела, как он сделал большой глоток.

— Ты шумел, как четверка лошадей, приземляясь на крышу, Геладикос, — рассмеялась она. Ложь, но правда не для него и вообще ни для кого. Правда — это птица, которую прислал ей отец, обладающая душой, никогда не спящая, сверхъестественно бдительная, подарок полумира, где обитают духи.

— Не шути! — пожаловалась Данис. — Ты его поощряешь! Ты знаешь, что говорят об этом мужчине!

— Конечно, знаю, — молча шепнула Ширин. — Давай проверим, дорогая? Он славится своим умением хранить тайны.

«Интересно, как и когда он собирается начать меня соблазнять», — подумала Ширин. Снова села на свое место, в противоположном от него конце комнаты, и улыбнулась. Ей было легко и весело, но в ней таилось волнение, глубоко спрятанное, как душа в этой птице. Оно приходило нечасто, это чувство, правда, нечасто.

— Ты ведь знаешь, — сказал Скортий из факции Синих, не вставая с места, — что мой визит совершенно благопристоен, пусть и... необычен. Ты в полной безопасности, мои неуправляемые желания тебе не грозят. — Блеснула его улыбка, он поставил свою чашу на стол уверенной рукой. — Я здесь только для того, чтобы сделать тебе предложение, Ширин, деловое предложение.

Она с трудом глотнула, задумчиво склонила голову к плечу.

— Ты... э... умеешь управлять неуправляемым? — прошептала она. Остроумие может стать ширмой.

Он снова непринужденно рассмеялся.

— Попробуй править четверкой коней, стоя на тряской колеснице, — ответил он. — Ты научишься.

— О чем говорит этот человек? — возмутилась Данис.

— Тихо. Я могу обидеться.

— Да, — холодно ответила она и села прямо, осторожно держа чашу с вином. — Не сомневаюсь. Продолжай. — Она понизила голос, сменила тембр. Интересно, заметил ли он.

Невозможно было ошибиться — ее тон изменился. Она актриса, она умеет передать многое, лишь чуть-чуть изменив голос или позу. И она только что это сделала. Он снова спросил себя, почему он решил, что она будет одна. И что это говорит о ней или о его представлении о ней. Он чувствовал в ней женскую гордость, самостоятельность, желание самой делать свой выбор.

Ну, это будет ее собственный выбор, что бы она ни выбрала. В конце концов, именно это он пришел ей сказать, и он это сказал, осторожно подбирая слова:

— Асторг, наш факционарий, вслух задавал вопрос, и не раз, как можно заставить тебя поменять факцию.

Тут она снова изменила позу — быстро встала, словно развернулась тугая пружина. Поставила свою чашу и холодно посмотрела на него:

— И для этого ты пришел в мою спальню среди ночи?

Эта идея представлялась ему все более неудачной.

Он ответил, оправдываясь:

— Ну, такое предложение нельзя делать при всех...

— Письмо? Вечерний визит? рбмен несколькими фразами в укромном месте во время сегодняшнего приема?

Он посмотрел на нее снизу вверх, прочел холодный гнев и замолчал, хотя в нем при виде ее ярости возникло другое чувство, и он снова ощутил вспышку желания. Будучи тем мужчиной, каким он был, он понял причину ее возмущения.

Она сказала, гневно глядя на него сверху вниз:

— Собственно говоря, именно так поступил сегодня Струмос.

— Я этого не знал, — сказал он.

— Похоже на то, — запальчиво ответила она.

— Ты согласилась? — спросил он, чуть-чуть слишком весело.

Она не собиралась позволить ему так легко отделаться.

— Зачем ты здесь?

Скортий, глядя на нее, понял, что под шелком ее темно-зеленого платья совсем ничего нет. Он откашлялся.

— Почему мы делаем то, что делаем? — в свою очередь, спросил он. Один вопрос за другим вместо ответа. — Понимаем ли мы когда-нибудь до конца?

Собственно говоря, он не собирался этого говорить. Увидел, как изменилось выражение ее лица. И прибавил:

— Я беспокоился, не мог спать. Не был готов идти домой, в постель. На улицах было холодно. Я видел пьяных солдат, проститутку, темные носилки, которые почему-то меня встревожили. Когда взошла луна, я решил идти сюда. Подумал, что мог бы попытаться... чего-то добиться, раз все равно не сплю. — Он посмотрел на нее. — Мне очень жаль.

— Добиться чего-нибудь, — сухо повторила Ширин, но он видел, что ее гнев исчезает. — Почему ты решил, что я буду одна?

Он боялся, что она его об этом спросит.

— Не знаю, — признался он. — Я только что задавал себе тот же вопрос. Наверное, потому что с тобой не связано имя ни одного мужчины и я никогда не слышал, чтобы ты... — Голос его замер.

И увидел тень улыбки в уголках ее рта.

— Увлекалась мужчинами?

Он быстро покачал головой.

— Не так. Проводила ночи с безрассудством?

Она кивнула. Воцарилось молчание. Сейчас ему необходимо было выпить еще вина, но он не хотел, чтобы она это заметила.

Она тихо сказала:

— Я сказала Струмосу, что не могу сменить факцию.

— Не можешь?

Она кивнула головой:

— Императрица ясно дала мне это понять.

И когда она это сказала, это показалось совершенно очевидным. Ему следовало знать, и Асторгу тоже. Конечно, двор хотел сохранить равновесие между факциями. А эта танцовщица пользовалась духами самой Аликсаны.