Артур Дойль - Письма Старка Монро.

Как он ни был дурен, но видя, что он верит мне, я не могла выдать его. Я ничего не ответила на письмо, но в назначенный час была в этой комнате. Он влез в окно и начал умолять меня отдать ему деньги. Он страшно изменился, похудел, сделался похожим на волка и говорил точно сумасшедший. Я сказала ему, что истратила его деньги. Он заскрежетал зубами и клялся, что эти деньги принадлежат ему. Тогда я сказала ему, что деньги потрачены на него. Он спросил, на что они были истрачены. Я ответила, что сделала это потому, что хотела сохранить его честное имя и уничтожить последствия его гнусного поступка. Он выкрикнул какое-то проклятие и вытащил из-за пазухи какой-то предмет — должно быть, палку со свинцом — и ударил меня ей, после этого я уже ничего не помню.

— Негодяй! — воскликнул доктор. — Но полиция отыщет его по горячим следам.

— Я думаю, что не отыщет, — отвечала миссис Уэстмакот спокойным тоном. — Так как мой брат очень высок ростом и худощав, а полиция отыскивает человека низкого роста и полного, то я не думаю, чтобы она его отыскала. По-моему, эти маленькие семейные дела всегда лучше устраивать семейным образом.

— Дорогая моя миссис Уэстмакот, — сказал адмирал, — если действительно моя пенсия выкуплена на деньги этого человека, то совесть не будет упрекать меня за то, что я возьму ее. Благодаря вам, сударыня, у нас засияло солнце, в то время как над нашими головами собирались самые черные тучи, потому что мой сын настоятельно требует, чтобы я отдал назад те деньги, которые получил. А теперь он может удержать их для того, чтобы заплатить свои долги. За то, что вы сделали, я могу только просить Бога, чтобы он вознаградил вас, а что касается до моей благодарности, то я не могу даже…

— Когда так, то и не пытайтесь выразить вашу благодарность, — сказала вдова. — Ну, теперь идите скорее домой, адмирал, и помиритесь с миссис Денвер. Право, если бы я была на ее месте, то я долго не простила бы вас. Что касается меня, то и я тоже поеду в Америку, когда поедет туда Чарльз. Ведь вы возьмете меня с собой так далеко, Ида? В Денвере строится коллегия, где будут приготовлять женщину для борьбы за существование, а главным образом — для борьбы с мужчиной. Несколько месяцев тому назад комитет предложил мне ответственную должность в этом заведении, и теперь я решилась принять ее, потому что после женитьбы Чарльза у меня уже не остается ничего такого, что привязывало бы меня к Англии. Время от времени вы можете писать ко мне, мои друзья; адресуйте ваши письма в Денвер, в коллегию эмансипации женщин, профессору Уэстмакот. Оттуда я буду наблюдать, как пойдет эта замечательная борьба в консервативной старой Англии, а если вы будете иметь во мне нужду, то найдете меня сражающейся в передовых рядах. Прощайте… но с вами я не прощаюсь, молодые девицы; мне нужно сказать вам еще кое-что.

Дайте мне вашу руку, Ида, и вашу тоже Клара, — сказала она, когда они остались одни. — О, вы шаловливые маленькие кошечки, не стыдно ли вам смотреть мне в глаза? Неужели же вы думали, что я так слепа и не вижу вашего маленького заговора? Вы прекрасно разыграли комедию — в этом я должна признаться — и, надо сказать, что вы мне нравитесь больше так, как вы есть. Но вы хлопотали совершенно понапрасну, маленькие заговорщицы: даю вам честное слово, что я решила не выходить за него замуж.

И вот через несколько недель после этого наши старушки увидали со своего наблюдательного пункта большое движение в Эрмитаже, когда туда приехали кареты с кучерами в лентах за двумя парами, которые должны были вернуться назад обвенчанными. И сами они пошли через дорогу в своих шумящих шелковых платьях, так как были в числе приглашенных на торжественный завтрак, который давался по случаю двух свадеб в доме доктора Уокера. Были тосты, много смеялись, затем молодые переоделись, и когда кареты подъехали опять к дверям, то уезжавших осыпали рисом, и еще две супружеские четы отправились в такое путешествие, которое кончается только с жизнью.

Чарльз Уэстмакот сделался колонистом в западной части Техаса, — дела его идут отлично, он и его милая жена самые популярные люди в этой местности. С тетушкой они видятся редко, но иногда встречают в газетах известия о том, что в Денвере — центр просвещения, где куются грозные стрелы, которые заставят, наконец, сильный пол стать на колени. Адмирал и его жена все еще живут на даче № 1, а Гарольд с Кларой поселились во втором номере, где продолжает жить доктор Уокер. Что касается дел фирмы, то они ведутся опять, и младший компаньон благодаря своей энергии и способностям скоро поправил все то зло, которое было сделано старшим своей приятной и возвышающей душу обстановке он получил возможность осуществить свое желание, оставаясь свободным от низких целей и мелкого самолюбия — всего, что тянет вниз человека, который всецело посвящает себя делам на денежном рынке в этом обширном Вавилоне. Как всякий вечер он из шумного Трогмортон-стрит возвращается в Норвуд, с его тихими, обсаженными деревьями дорогами, точно так же, исполняя свои обязанности в шумном Сити, он не живет в нем душою.

(Извлечено из продолжительной и оживленной переписки с одним американским другом).

Я вполне признаю основательность вашего возражения, заключающегося в том, что больной человек или слабонервная женщина не получает никакого удовольствия от чтения рассказов, в которых делается попытка изобразить некоторые черты медицинской жизни с известным оттенком реализма. Однако если приходится иметь дело с этой жизнью, и если хочешь изобразить действующих лиц чем-то большим, чем простые марионетки, то весьма существенно, чтобы была изображена и темная сторона этой жизни, так как именно она главным образом и представляется взорам врачей. Им приходится видеть много хорошего, — это правда: мужество и героизм, самопожертвование и любовь, но все эти качества (как и вообще все наши лучшие качества) вызываются горем и испытанием. Нельзя, изображая такую жизнь, искать в ней предмета для увеселения.

Так зачем писать об этом? — можете вы спросить. Если сюжет в тягость, зачем вообще касаться его. На это я отвечу, что искусство должно изображать и печальную сторону действительности, как оно изображает ее приятную сторону. Повесть, помогающая скоротать время, очевидно, выполняет полезную миссию, но, наверное, не более полезную, чем та, которая обращает внимание читателя на более серьезную сторону жизни. Рассказ, который может вывести мысль читателя из ее привычного русла и настроить его на серьезный лад, можно сравнить с тоническим медицинским средством, горьким на вкус, но укрепляюще действующим на организм. В этом маленьком сборнике есть несколько рассказов, могущих произвести подобное действие, и я настолько разделял ваше мнение, что не выпускал их отдельно. Выпущенные же в форме книги, они сразу говорят читателю, что это — медицинские рассказы, и он может, если не так настроен, вовсе не читать их.