Вера Чиркова - Соратницы

— Мы же не знали…

— Вы не виноваты и он тоже. Он до двенадцати лет считал родителями отца Фаньи и его жену и получил ощутимый удар, узнав правду.

— Но она всегда была рядом!.. — ринулась Тэри на защиту королевы.

— Он ее простил, оправдал и оберегал изо всех сил, не обращая внимания на злые сплетни. Но это было позже, а в восемнадцать ушел на континент, с тайной мыслью найти и убить отца.

— Мать древней, я кое-что знаю, но зачем ты сейчас говоришь о нем? Ты же видела, он не захотел обо мне даже слушать.

— У него было важное дело — проникнуть в гномьи выработки.

— Но Иридос сказал… — Тэри запнулась, сообразив, что если бы у них ничего не получилось, то цветок жизни об этом даже не заикнулся бы. — Ты хочешь сказать, они уже там?

— Да. Им пришлось сдаться в плен. — Серебряный голос цветка звучал поминальным звоном.

— И где они сидят? Цветок? Ты почему смолк? Ты знаешь, как им помочь? А магистры в курсе, где эти заговорщики? Ох, светлые боги…

Тэри обессиленно опустилась на кучу мха и жалобно всхлипнула, чувствуя, как разлетается вдребезги владевшие ею в последние дни спокойствие и безразличие к судьбам подруг и любимого мужчины.

— Прости меня, я временно притупляла твои чувства, чтобы они не отравляли и без того нерадостное существование в этой пещере, — без тени вины заявил цветок. — К тому же это лучшая проверка на подлинность чувств и путь к пониманию своих настоящих желаний. Люди часто путают тягу к душевному теплу или телесное влечение с истинной любовью, а потом обижаются, не найдя в своем избраннике того, о ком мечтали.

— Не нужно о любви… — печально усмехнулась Тэрлина, — она не для меня. Но это сейчас не имеет никакого значения, скажи, чем я могу им помочь?

— Одной тебе не справиться, — тихо сообщил цветок. — Черные алхимики забеспокоились, начали закрывать ловушками и обвалами старые выработки, в которых живут пленники и гномы. Я закончила расчистку ведущих туда тоннелей, но древней мало, а нужно на всем пути расставить приюты, через которые пойдут беглецы. Твои сестры подошли бы, в них нет магии, и они не будут сбивать мои маячки. Но есть одно условие — они сами должны пожелать пойти сюда. Если хранительница приюта будет трястись от страха или сожаления, а хуже того — от ненависти, мне придется тратить больше сил, а их просто нет.

— Давай я тебе спою и пойду к ним, поговорю? — мгновенно приняла решение Тэри. — И не волнуйся, я обязательно вернусь.

— Я в тебе не сомневаюсь. Но подруг проверяй тщательно и не бери ту, в ком не почувствуешь истинного желания. Позже, если удастся привести сюда первых людей, мне станет легче, среди них много оборотней.

— Поняла, — серьезно кивнула Тэри, устраиваясь на привычном месте.

За это время она научилась петь, отрешаясь от всего, и в то же время видеть все происходящее как бы со стороны. Иногда девушке казалось, что это цветок позволяет ей на мгновение взглянуть его глазами, но чаще верилось в собственное возросшее мастерство сирены. Ведь никогда раньше она не пела так много и с подобным самозабвением, вкладывая в голос всю душу и забывая о времени.

Тэри и в этот раз не помнила, сколько баллад перепела, очнулась, лишь когда прохладная лапка древня втиснула ей в руку кружечку с ягодным соком. А едва девушка проглотила густой кисло-сладкий напиток, зеленый мох поднялся волной, спеленал ее, как младенца, и потащил куда-то все быстрее и быстрее.

Но сирена этого уже не чувствовала, она спала сладко, как воин, сдавший свой пост.

А вот Бетриссе в эту ночь не спалось. Вечером приходил Годренс, принес письма от мужчин и новости, растревожившие душу.

Хотя жизнь в королевстве вроде потихоньку налаживалось. В Карстаде маги плато закончили проверку и всех, на ком висело заклятие подчинения, заперли за крепкими стенами замка Галтено. Многие нуждались в лечении, и абсолютно всех нужно было тщательно допросить: чернокнижники держали в домах и подвалах своих тайных рабов оружие и зелья, а кое-где устроили целые лаборатории и мастерские.

Самого Сарлита пока посадили в камеру по соседству с родным сыночком. Как выяснилось, Фангерт действовал не по приказу чернокнижников, а по собственному желанию, наивно поверив всему, что изрекал опутанный чарами отец. И таких, как он, одураченных, но не подчиненных, было еще несколько десятков, а может, и сотен. Эти крикуны постоянно пытались помешать магистрам плато, сеяли смуту и устраивали скандалы, неизбежно переходящие в пьяные дебоши.

Поэтому у Тайвора Лаверно и Ительниза Габерда, поделивших власть в столице, не было ни одной свободной минутки, чтобы проведать любимых жен. Не приходил в Элайн и Карлант, взявший под свое командование инженерные войска.

Кадетки все прекрасно понимали и не роптали, терпеливо ожидая своего часа. А пока каждое утро вставали с первыми лучами солнца и под предводительством Фаньи гуськом шли через весь двор. Возле лестницы брали из кучки по несколько камней и, пройдя круг по верхней галерее стен, возвращали на место. А потом отправлялись в подвал и не уходили оттуда, пока не преодолевали все препятствия большого тренажера.

Вот и сегодня, едва развиднелось, Бет втихомолку выбралась из дома, посидеть по возникшей в последнее время привычке в садике, на том месте, где в последний раз видели ее воспитанницу. Погруженная в свои думы, старшина неторопливо прошла через двор, миновала калитку и замерла, обнаружив возле заветной скамейки совершенно невероятное зрелище.

Прямо на траве, раскинув в разные стороны руки, лежала одна из кадеток, только они носили тут свои серые костюмы.

— Кати… — глядя на рассыпанные по траве локоны, неуверенно позвала Бет, точно зная, что волосы герцогини Габерд темнее и вьются намного сильнее.

Остальные все в разной степени светловолосы… кроме Тэри… но ее ведь не может тут быть?

«Или может?» — вскипела в душе безумная надежда, и Бетрисса бросилась к лежавшей со всех ног.

Раз она лежит тут неподвижно, значит, ей плохо, возможно, от голода или болезни.

— Фанья!.. — нашаривая на груди тревожный свисток, охнула герцогиня Лаверно и тут же опустила руку.

Поднимать панику нельзя, королева и так тяжело переносит исчезновение Тэрлины и уход старшего сына, во всем обвинив себя, как водится у истинно любящих матерей.

— Не кричи, — повернув к ней лицо, мелодичным, незнакомым голосом произнесла Тэри, и Бетриссе на миг показалось, что это обманка.

Слишком уж белой, призрачно-матовой стала кожа ее личика и рук, глубже — зелень колдовских глаз, пышнее — блестящие локоны. Хотя она и прежде, после исправлений Годренса, была очень хорошенькой, теперь ее красота стала особенно яркой, расцвела, словно роза у заботливого садовника.