Вера Чиркова - Соратницы

— Зато они красивые, высокие и не рыжие, — не удержалась Тэри.

— Не напоминай мне о нем… рыжий одуванчик! Налетел, смутил и исчез!

— Ты же хотела, чтобы он не показывался тебе на глаза? — Сирена засомневалась в верности решения Бетриссы. — Наверняка он об этом догадался. Или кто-то намекнул. Вот и не хочет тебя больше сердить. А среди гостей далеко не все такие уж беспутные и с плохими привычками.

— Возможно, — кисло согласилась Окти, помолчала и с тоской выдохнула: — Но он ведь все испортил, этот рыжий клоун, своей сумасшедшей влюбленностью! Я теперь всех сравниваю с ним, жду от них такого же обожания, таких же счастливых глаз… как внезапно выяснилось, именно этого мне всегда и хотелось. А они такие высокие и уверенные, внимательные и обходительные… но просто ледяные по сравнению с рыжим!

— Окти, — сделала последнюю попытку Тэрлина, взглядом выпроводив заглянувшую в комнату Кателлу, — я все это понимаю. Но ведь если он решится снова к тебе подойти, ты опять его оттолкнешь. А это очень больно… даже рыжим.

— Ты хочешь сказать, — немедленно насторожилась герцогиня Сарнская, — что он где-то здесь и не показывается мне на глаза?

— Почему не показывается? — сдаваясь, вздохнула сирена. — Он все время неподалеку. Но ты не ответила на мой вопрос — зачем тебе нужно, чтобы он подходил? Любительницей помучить поклонников ты как будто никогда не была.

— Я хотела бы понять… — медленно начала Октябрина и вдруг бросила расческу и сердито стукнула кулаком по стенке: — Кого я обманываю?! Да, мне хочется еще хоть раз испытать это чувство, когда на меня смотрят с щенячьим обожанием! И я понимаю, нет, просто точно знаю, что вряд ли когда-нибудь на меня так посмотрит еще кто-то другой. Глупо, да? Но я ведь в душе уже смирилась, что он рыжий! И даже нашла в этом пользу — зато он не потеряется в толпе. Интересно, как ему удается прятаться?

— Он не прячется, Окти, — наконец приняла решение Тэрлина. — Он открыто сидит неподалеку. Только взгляд опускает, когда ты смотришь в его сторону. И найти в толпе Мишеле легко, хотя он теперь не рыжий. Но граф не красил волосы… это седина.

— Откуда… — Октябрина вдруг побледнела и не глядя опустилась на диванчик. — Рассказывай, я же вижу, что ты все про него знаешь.

— Мы все знаем. Но решили тебе не говорить, чтобы ты не сломала себе жизнь из-за жалости. В тот вечер Бризен напоил его вином, куда добавил зелье повиновения, и увел из Беленгора. Оказывается, Тимул шпионил на чернокнижников и думал, что Мишеле может рассказать о нас его хозяевам что-нибудь важное. Но Хангро ничего не сказал… хотя его пытали. К Бетриссе принесли калеку, и она долго мучилась, раздумывая, как поступить, потом написала мне. Мимо тебя его тайком пронесли древни, а цветок вылечил все раны. Только цвет волос не вернул, Мишеле не захотел. И с лица шрамы не дал убрать, но маги надеются, что он передумает.

— Обязательно передумает, — с угрозой пообещала Октябрина и решительно вскочила с места. — Теперь я знаю, про кого ты говоришь, пару раз этот мошенник не успел отвести взгляда.

— Бет! — крикнула она, выскакивая в гостиную. — Закончи Тэри прическу, у меня появилось срочное дело.

Пролетела мимо изумленно распахнувших глаза подруг, наряжавших Августу, с трепетом ожидавшую встречу с родителями мужа, и вскоре уже стояла у входа в зал.

Никакого плана у Октябрины не было, да и слов, которые она скажет упрямому рыжику, герцогиня не приготовила. Надеялась, что они найдутся сами, когда она увидит глаза Мишеле.

А в том, что он не ушел домой и не бродит по саду или гостиным, кадетка была почти уверена, припомнив по пути, с каким упорным постоянством беловолосый незнакомец со шрамом через все лицо садился почти напротив нее.

И она не ошиблась. Хангро и сейчас сидел на полукруглом диванчике в одной из ниш почти опустевшего зала, где бродили лишь наводившие порядок слуги да изучавшие гобелены провинциалы.

На дверь граф не смотрел, задумчиво катал по блюду фиолетовую сливу, и его изуродованное лицо кривилось в горькой, полной безнадежности гримасе приговоренного к пожизненной каторге.

Октябрина ожидала увидеть все что угодно, но не такое откровенное проявление душевной боли, и оно неожиданно отозвалось в сердце стыдом и раскаянием. И теперь она отчетливо понимала, какие слова нужно сказать Мишеле. Но пока сомневалась, захочет ли он теперь ее слушать.

Хангро заметил ее, когда Октябрина прошла почти половину разделявшего их расстояния, и пару секунд сидел, неверяще хмуря брови. Потом медленно поднялся, сделал шаг навстречу и замер, не зная, имеет ли на это право. Ведь она же не обещала ему свидания и вообще не должна была знать, где он находится.

— Добрый день, — кивнула Октябрина, подойдя почти вплотную, и, почувствовав, как дрогнул от волнения голос, поспешила сесть напротив того места, где до этого сидел Мишеле.

Попутно девушка отметила, что этот новый, беловолосый и изуродованный граф Хангро стал одного с ней роста, но теперь эта новость не вызвала у нее никаких чувств. Цветок и не на такое способен и легко мог бы сделать Мишеле жгучим брюнетом-красавцем. Но Октябрина за эти дни вдруг осознала, как смешны и по-детски наивны были ее мечты о высоком красавце с роскошной гривой и плечами молотобойца.

— Ваша светлость позволит мне удалиться? — тихо спросил Мишеле, невероятно разозлив Октябрину своим дурацким вопросом.

— Разумеется, нет, — отказала она, сразу перестав волноваться и сомневаться, и почти приказала: — Садись.

Он покорно сел, опустив взгляд на блюдо с фруктами, и молчал до тех пор, пока это не стало неприличным. А потом поднял взгляд и обомлел, рассмотрев текущие по прекрасному лицу блондинки слезы.

— Ваша светлость… — В голосе Хангро прорвались тревога и отчаяние, а в зеленых глазах вскипела неистовая тоска.

— Не смей думать, будто я пришла сюда из жалости! — Окти нарочно говорила так, будто между ними уже нет никаких правил этикета, не желая, да и не умея кокетничать долго и со вкусом, как придворные прелестницы. — Хотя и очень сожалею о случившемся с тобой… но точно так же, как жалею всех рабов, калек и детей, прошедших мимо меня в пещерах. Но им я не разрешала звать меня просто Октябриной, приглашать на свидания и дарить цветы. А тебе разрешаю.

— Октябрина… — еще недоверчиво произнес он, спеша воспользоваться разрешением, — ты простила меня за ту выходку?

— Думаю, когда-нибудь это будет одна из самых любимых историй, — стирая последние слезинки, лукаво улыбнулась герцогиня Сарнская, любуясь расцветающим в зеленых глазах неудержимым счастьем, — которые мы будем рассказывать своим внукам.

— Куда она так помчалась? — поинтересовалась, входя в комнату, герцогиня Лаверно.