Лей Бардуго - Продажное королевство [CROOKED KINGDOM]

– Кювей, – скомандовал Матиас, надеясь, что шуханцу хватит сил, чтобы осуществить его план, который он изложил всего пару минут назад, – расчисти нам путь.

Тот вскинул руки, и пламя потекло в воду, поднимая огромный столб пара. Поначалу Матиас видел только стену вздымающейся белизны. Затем пар слегка расступился, и он разглядел рыбу, плещущуюся в грязи, и крабов, разбегающихся по открытому дну канала, пока фиолетовые язычки облизывали воду с обеих сторон.

– Ради всех святых и ослов, на которых они ездили, – зачарованно выдохнул Джеспер. – Кювей, ты это сделал!

Матиас повернулся к острову и открыл огонь по деревьям.

– Поспешите! – крикнул он, и они рванули по дороге, которой минуту прежде еще не существовало, стремясь к другой части канала, к улицам и подворотням, которые обеспечат им укрытие. « Противоестественно !» – вопил голос в его голове. « Нет , – подумал Матиас. – Это волшебно ».

– Ты же понимаешь, что только что возглавил свою небольшую армию гришей? – поинтересовался Джеспер, пока они вылезали из грязи и быстро передвигались по затененным улицам к Сладкому Рифу.

Понимал. До чего неуютная мысль. С помощью Джеспера и Кювея он орудовал силой гришей. Тем не менее Матиас не чувствовал себя оскверненным или как-то отмеченным ею. Он вспомнил, что сказала Нина о строительстве Ледового Двора – что это дело рук гриша, а не Джеля. Что, если и то, и то – правда? Что, если Джель работал с помощью этих людей? Это противоестественно . Слово пришло к нему с такой легкостью – способ отмахнуться от того, чего он не понимал, сделать Нину и ей подобных менее человечными. Но что, если за праведностью, руководившей дрюскелями, стояло что-то менее чистое или оправданное? Что, если это был не страх или гнев, а просто зависть? Что значило служить Джелю только для того, чтобы увидеть его силу в талантах других, знать, что сам ты никогда не сможешь обладать подобным даром?

Дрюскели присягали не только Фьерде, но и своему богу. Если бы их можно было заставить увидеть чудеса, которые они раньше считали мерзостью, что еще могло бы измениться? «Я рожден, чтобы защищать тебя». Его долг перед богом, его долг перед Ниной. Может, это одно и то же. Что, если это рука Джеля подняла воды в ночь страшной бури, потопившей корабль дрюскелей и связавшей Нину и Матиаса вместе?

Он бежал по улицам чужого города, навстречу опасности, о которых ничего не знал, но впервые с тех пор, как он всмотрелся в глаза Нины и увидел в них отражение собственной человечности, его внутренняя война утихла.

«Мы придумаем способ изменить их мнение, – сказала она. – Их всех». Он найдет Нину. Они переживут эту ночь. Освободятся от этого болота, из этого проклятого города, и тогда… Что ж, тогда они изменят мир.

Инеж извернулась, выбираясь из чьей-то когтистой хватки на своей шее. Затем попыталась за что-то ухватиться, чтобы не упасть. Ее ноги нащупали опору на крыше башни, и она вырвалась, оттолкнувшись от люка. Инеж покачнулась на пятках и достала кинжалы из чехлов, чувствуя их смертоносный вес в своих руках.

Ее разум не мог до конца осмыслить то, что она видела. Перед ней на крыше силосной башни стояла девушка, светясь, как статуя, вырезанная из слоновой кости и янтаря. Ее туника и шаровары были цвета сливок, окаймленные белой кожей и расшитые золотом. В ее толстую косу, цвета янтаря, были вплетены драгоценные камни. Она была высокой и стройной, может, на год или два старше Инеж.

Первая мысль сулийки была о солдатах-хергудах, которых Нина и остальные видели в Западном Обруче, но эта девушка не походила на шуханку.

– Ну, здравствуй, Призрак, – сказала она.

– Мы знакомы?

– Я – Дуняша, Белый Клинок, обученная мудрецами Амрат Ена, величайший убийца нашего века.

– Нет, не припоминаю такую.

– Я новенькая в городе, – не отрицала девушка, – но мне сказали, что ты легенда этих грязных улиц. Если честно, я ожидала, что ты будешь… повыше.

– Какое у тебя ко мне дело? – спросила Инеж, традиционное керчийское приветствие в начале любой встречи, хоть оно и звучало абсурдно на высоте двадцати этажей над землей.

Дуняша сверкнула отточенной улыбкой, какую Инеж часто видела у девушек, улыбающихся клиентам в позолоченной гостиной «Зверинца».

– Грубое приветствие для грубого города. – Она небрежно махнула пальцами в сторону горизонта, признавая и отмахиваясь от Кеттердама одним жестом. – Судьба привела меня сюда.

– И сколько судьба тебе платит? – поинтересовалась Инеж, окидывая ее изучающим взглядом. Что-то ей подсказывало, что эта кремово-янтарная девушка взобралась на такую высоту не для того, чтобы познакомиться. В драке рост Дуняши даст ей преимущество в радиусе действия, но, возможно, и повлияет на равновесие. Ее послал Ван Эк? И, если это так, послал ли он кого-то за Ниной? Инеж кинула быстрый взгляд вниз, но ничего не увидела в густой тени силосной башни. – На кого ты работаешь?

В руках Дуняши появились ножи, их лезвия ярко блестели.

– Наша работа – смерть, и она – священна.

Ее глаза наполнились ликующим светом, – первая настоящая искра жизни, которую заметила в ней Инеж, – а затем Дуняша перешла в наступление.

Инеж поразилась ловкости девушки. Она двигалась со скоростью вспышки света, словно сама была клинком, рассекающим тьму. Ее ножи работали в тандеме – влево, вправо. Инеж позволила своему телу реагировать самостоятельно, уклоняясь, скорее, инстинктивно, нежели как-либо иначе, и пятясь от своей соперницы, но так, чтобы не упасть с края крыши. Она рванула влево и проскользнула мимо Дуняши, впервые сделав собственный выпад.

Дуняша развернулась и с легкостью увернулась от атаки, невесомая, как золотые солнечные блики на поверхности озера. Инеж никогда не видела, чтобы кто-то обладал такими боевыми навыками, – словно она двигалась под музыку, которую слышала она одна.

– Боишься, Призрак? – Инеж почувствовала, как нож Дуняши задел ее рукав. Его кончик жалил, как горящая плеть. « Не слишком глубоко », – сказала она себе. Если, конечно, лезвие не было отравлено. – Думаю, что да. Нельзя бояться смерти и быть ее истинным эмиссаром.

Эта девчонка что, больная? Или просто болтливая? Инеж отпрыгнула назад, двигаясь кругом по крыше силоса.

– Я родилась бесстрашной, – продолжила Дуняша со счастливым хохотом. – Мои родители боялись, что я утону, когда я, еще совсем маленькой, заползла в море, не прекращая смеяться.

– Может, они боялись, что ты заболтаешь себя до смерти?

Дуняша накинулась на нее с новой силой, и Инеж даже задумалась, не игралась ли с ней эта девчонка при первом потоке агрессии, пытаясь прочувствовать ее сильные и слабые стороны, прежде чем воспользоваться преимуществом. Они обменивались ударами, но Дуняша была полна сил. Инеж чувствовала каждый спазм, травму и испытание прошлого месяца в своем теле – ножевую рану, которая чуть не убила ее, подъем по мусоросжигателю, дни, когда она сидела связанной в плену.