Максим Шейко - Наемник

Успели. Наша баталия навалилась на "волков" с тыла и почти сразу смяла роту, которую они успели развернуть нам навстречу. Ле Кройф со штабом на этот раз не стал лезть в драку, посчитав, что в такой скользкой ситуации полезнее видеть картину боя целиком, а не десяток мерзких рож перед своим носом. Так что я получил возможность поглядеть, как смотрится взлом плотного пехотного строя со стороны и сравнить со своими недавними впечатлениями.

Так себе зрелище. Если не знать, что за этим стоит, конечно. Наши просто и незатейливо продавили неприятельскую линию. Вышло это на удивление легко, видать, опять повезло, и нам в противники досталась та самая единственная рота новобранцев, что входила в состав центральной баталии лангарцев. Ну а дальше вражеский строй смешался и бой превратился в избиение. "Волки", стиснутые между двумя нашими баталиями, побежали.

И очень вовремя! Потому что отчаянный натиск правого крыла лангарцев увенчался успехом. К тому времени как мы, добивая остатки центральной баталии, еще пытавшиеся как-то прикрыть драп своих менее стойких товарищей, начали разворачиваться на помощь нашему левому флангу, первая баталия регуляров уже во всю откатывалась назад. "Волки" напирали на коронную пехоту, преследуя отступающих по пятам, и буквально на наших глазах более-менее организованный отход превратился в беспорядочное бегство.

Правда, развить свой успех лангарские ветераны уже не смогли. Помешали остатки их собственной центральной баталии, рванувшие под защиту еще сохранивших боеспособность камрадов. Ну и разворачивающиеся для новой атаки "мертвецы", конечно.

Дальше в битве наступил перерыв. Стороны приводили себя в порядок и готовились к решительной схватке. "Волки" попытались было бочком отойти назад и убраться себе восвояси, но ле Кройф перекрыл им дорогу "мертвецами", а с тыла на пятящуюся баталию лангарцев тут же насела коронная пехота. На том, собственно, прорыв и кончился - пободавшись немного, но так и не сумев продвинуться, "волки" остановились. После этого мы просто стояли друг против друга, не решаясь атаковать.

Арбалетчики, в которых у нас теперь был подавляющий перевес, вели интенсивную перестрелку, ряды противника постепенно таяли под этим перекрестным огнем, но развязка всё не наступала. Наконец, на поле боя одна за другой стали возвращаться кое-как приведенные в порядок коронные роты из разбитой первой баталии и тянуть дальше стало уже ни к чему.

Наши шеренги пришли в движение, собираясь раздавить остатки некогда непобедимого отряда, но тут из рядов неприятеля, громко крича и размахивая какими-то тряпками, выскочили несколько человек без шлемов. Впрочем, толку из этой затеи вышло немного - арбалетчики регуляров сразу же нашпиговали их болтами. Бенно только хмыкнул и скомандовал атаку. Если противник и хотел сдаться, то момент явно был упущен.

Дальнейший бой никакого интереса уже не представлял. "Волки", стоит отдать им должное, дрались отчаянно, но единственным смыслом этой борьбы было продать свои жизни подороже. Ле Кройф вновь поставил на острие нашей атакующей колонны элитную штурмгруппу и самолично взломал вражеский строй, сперва перерубив несколько пик, а затем уделав похожего на сказочного гнома лангарца с невероятно широкими плечами, который попытался закрыть обозначившийся прорыв, орудуя двуручным мечом. После этого организованное сопротивление было сломлено и началась резня. Особо свирепствовали регуляры, мстя за годы страха и позора, за бесконечные насмешки, за погибших товарищей и за все свои прошлые поражения разом.

Я тоже принял посильное участие в финальном побоище, но как потом не старался, так и не смог вспомнить ничего определенного. В голове осталась только какая-то мешанина из отдельных картинок и звуков, зачастую весьма ярких, но абсолютно не связанных между собой. Видимо, перегруженный впечатлениями мозг просто объявил забастовку и на какое-то время свернул свою активность до абсолютного минимума, оставив меня во власти первобытных инстинктов.

Способность связно мыслить вернулась, когда всё уже кончилось. Я сидел у речного бережка на какой-то коряге и тупо таращился на воткнутый в землю меч. Клинок украшали свежие царапины и зазубрины, лезвие всё покрыто разводами засохшей крови и еще какой-то подозрительной, дурно пахнущей субстанции. Это, наверное, когда я проткнул живот тому щербатому уроду с алебардой, измазался. Жаль, не помню подробностей. Надеюсь, он сдох не сразу и успел в полной мере осознать насколько был неправ, когда пытался подрубить мне колено.

Тихие шаги за спиной заставляют обернуться. Подошедший Дирк-весельчак, помявшись немного, интересуется:

- Ты как, командир?

Пожимаю плечами:

- Да вот думаю: самому меч почистить или денщика поискать?

- А чего тут думать? Денщику и отдай, заодно и заточку поправит.

- Да лазит он где-то, а искать неохота...

- Так куда спешить-то?

- Воняет.

- Ну, это да, конечно.

На этом тема оказывается исчерпана, и в разговоре возникает довольно продолжительная пауза. Некоторое время мы оба бездумно пялимся на шуршащие заросли осоки, заполонившей берега речушки, затем я все же нарушаю установившееся молчание:

- Ты зачем приходил-то?

- А-а-а, ерунда. Капитан сказал тебя разыскать, вот и пришел.

- Только разыскать?

- Ну и к нему привести.

- Так чего сразу не сказал?

Дирк небрежно дергает плечом:

- Да оно не к спеху, вроде. Сейчас он с ротными переговорит, а там уж и для тебя работенку какую придумает. Ну и мне, заодно.

Я криво ухмыляюсь на эту неуклюжую попытку откосить от выполнения поручений командования:

- Тебе я поручение придумаю. На вот.

Выдергиваю свой двуручник из песка и перебрасываю его сержанту.

- Найдешь денщика и скажешь, чтоб привел в порядок, а я к капитану.

Бенно обнаруживается в лагере. Он уже успел избавиться от большей части доспехов и теперь раздает приказы направо и налево, попутно подкрепляясь то ли сильно запоздавшим завтраком, то ли наскоро сварганенным обедом. При виде меня, капитан лишь молча указывает полуобглоданной гусиной ногой на один из расставленных прямо на земле бочонков, ни на секунду не прекращая раздачу распоряжений.

Запах жареной гусятины напоминает, что я вообще-то со вчерашнего вечера ничего не жрал. Желудок тут же начинает возмущенно урчать, требуя немедленно устранить эту недоработку. Бенте, сидящий на соседнем бочонке с солониной и баюкающий перевязанную правую руку, сочувственно усмехается. Затем здоровой рукой подхватывает с раскладного столика и передает мне блюдо с еще теплой гусиной тушкой без лап и крыльев, зато в окружении кусков хлеба и свежих овощей. Вот! Это дело, это я понимаю!