Полина Ветрова - Говорящие со зверями (СИ)

Дженни с Квестином поднялись по трапу, но не успели как следует осмотреться, чтобы выбрать местечко, где сложить саквояжи, как над головами захлопали крылья, и на борт с небес плюхнулась ворона. Уселась, всем своим видом показывая, что она здесь надолго. Покосилась на детективов и принялась невозмутимо чистить перья.

Квестин отправился с визитом к лорду Готвингу — известить, что его милость может и в этом плавании всецело рассчитывать на их услуги. Дженни осталась на палубе наблюдать за суетой, царящей, несмотря на жару, в порту. И заодно поразмыслить, как ей себя вести с младшим Готвингом… Одно дело, когда он сказал ей то, что сказал, имея в виду, что они прощаются. Но теперь совсем иное дело!

До отплытия оставалось порядочно времени, капитан покинул парусник и отправился на причал. Вернулся он с еще одним пассажиром — и снова это был старый знакомый! Мистер Рендих Мерч, неутомимый путешественник и предприимчивый торговец, решил освидетельствовать и состояние Фирийских рынков. Ну а раз представился такой случай, он решил отправиться немедленно.

Дженни размышляла о молодом застенчивом лорде Готвинге и о похожем на статую бесстыжем лорде Истригсе… Рендих Мерч покрикивал на грузчиков, таскавших его бочонки с товаром на борт парусника… Проповедник задумчиво молился… ворона чистила пропыленные перышки… что-то должно было случиться. И очень скоро!

После жары Гранделина Дженни радовалась прохладе, наступившей, когда судно вышло в открытое море. Но, едва зашло солнце, свежий морской ветер стал таким холодным, что она полезла в саквояж за курткой. Укладывала наспех, скомкала, и теперь вид, конечно, был не ахти. Но об этом можно было разве что догадываться, потому что ночью все равно не видно. Утешаясь этим обстоятельством, Дженни легла спать на плетеной из тростника циновке. Такими щербатый шкипер снабдил пассажиров, которым продал места на палубе.

Проснулась Дженни ночью от холода. Пытаясь согреться, она, как выяснилось, во вне прижималась к «дядюшке», который тоже скорчился и укутался в сюртук, слишком легкий для такой погоды. Но спал крепко. Дженни встала и, с трудом переставляя затекшие ноги, побрела по палубе в поисках чего-нибудь, что можно натянуть на себя или чем можно укрыться. Луна встала высоко в зените и заливала судно, скользящее по волнам, серебристым светом. И волны были серебряными, и паруса над головой. Где-то рядом, среди бочонков, закрепленных канатами на палубе, похрапывал торговец Рендих Мерч. Матросы дрыхли в трюме, только на корме торчал рулевой, над его головой раскачивался фонарь — единственное теплое пятно в холодном серебряном море.

Если кто-то мог одолжить сейчас какую-то одежку, то именно рулевой. Дженни его запомнила — добродушный с виду пожилой седобородый моряк с серьгой в ухе. Вот к нему пассажирка и направилась. Пробралась вдоль борта, перелезла пирамиду ящиков и наконец оказалась у лестницы, ведущей на верх кормовой надстройки, где горел фонарь. Лестница зверски скрипела, рассохшиеся просоленные ступени визжали под башмаками, но, когда Дженни ступила на площадку, рулевой не повернул головы, чтобы глянуть, кто это так шумит среди ночи. Вцепившись побелевшими пальцами в штурвал, он уставился вправо и словно окостенел.

Проследив его взгляд, устремленный в серебряное море, Дженни ахнула. Вдалеке, там, где посеребренные луной волны сливались в плоскую усыпанную блестками равнину, двигалось… нечто. Никогда прежде не приходилось ей видеть ничего подобного. Эта штука наверняка была громадной, иначе ее было бы не разглядеть с такого расстояния! И она сияла холодным искристым светом. Дворец с устремленными к луне остроконечными шпилями? Ювелирное украшение великана, в сто тысяч раз большего, чем самый здоровенный тролль? Игрушка, оброненная богом-младенцам? Это было великолепное, ни с чем не сравнимое зрелище. Глядя на сияющее нечто, Дженни подумала, что она сама — крошечная, совсем незаметная, почти что не существующая… настолько подавляло это нечто и размерами, и величественной красотой.

— Что это? — прошептала она. — Что там в море?

Рулевой судорожно перевел дыхание и только тут глянул на пассажирку.

— Мы подойдем ближе? Разглядим это получше? — не сводя глаз с серебряного дворца, произнесла Дженни.

— Молись, барышня, чтобы никогда к нему не приближаться. Трохомор и Саронк, храните нас от таких встреч… пронесите его мимо! Пусть он нас не заметит!

Саронк — морское божество, матросы почитали его наравне с Трохомором, покровителем путешествий и дорог.

— Да что же это такое?

— Это ледяной корабль. Веспер знает, куда он направляется, и слава Саронку, наши курсы проходят далеко друг от друга. Это судно Хозяев Льда.

— Так вот почему так холодно!

Ледяной корабль уже удалялся, и рулевой приободрился.

— Мы слишком далеко, чтобы почуять, насколько холоден этот лед, — буркнул он. — Неси его прочь, Саронк. Прочь, подальше от нас.

Дженни хотела сказать, что на борту находятся Повелители Огня, и не следует бояться ледяного корабля, имея таких попутчиков… но прикинула размеры холодного гиганта, проходящего у самого горизонта. И промолчала. Ледяной корабль был слишком велик, чтобы пламя Готвингов могло показаться надежной защитой.

Утро было солнечными, а мягкий ветерок, хотя и нес прохладу, ничуть не напоминал морозное дыхание ледяного корабля, накрывшее море среди ночи. Дженни проснулась на рассвете и сперва долго не могла выпутаться из циновки, в которую умудрилась завернуться ночью. Жесткая плетеная из тростника подстилка и гнулась-то плохо, но во сне как-то удалось накрутить ее на себя.

А Квестин спал! Он не видел ледяного корабля в серебряном свете луны, не пережил волнующего мига, когда приходит понимание, как ты мал в этом мире, он не поразился красоте холодной громадины на горизонте. Бедный старый Эдуард Квестин… Дженни дала себе великую клятву никогда не становиться старой.

Одержав победу над циновкой, она отправилась пройтись по палубе. Колени, одеревеневшие за ночь от холода и неудобной позы, кажется, поначалу скрипели, но солнышко, поднимаясь, пригревало… пассажиры, спавшие среди принайтовленных бочонков и ящиков, среди бухт каната и туго перевязанных тюков, протирали глаза, ежились, потягивались… в общем, жизнь продолжалась.

Преподобный Остерн стоял на баке, у самого крепления бушприта. Перед ним вяло вздувался и опадал под слабым ветром блинд, а проповедник глядел прямо по курсу, и не сменил позы, даже когда услышал шаги за спиной. Похоже, морская болезнь оставила его в покое.