Скотт Хокинс - Библиотека на Обугленной горе

– Это грустно. А Дэвид?

Майкл и Дэвид дружили, когда еще были американцами. И до сих пор при возможности играли вместе.

– Ты же знаешь Дэвида. Он такой глупый, всех любит. – Кэролин снова закатила глаза. – Он милый, но чересчур жизнерадостный. Надоело.

– Да. У волков есть поговорка… – Майкл что-то произнес по-волчьи.

– Э-э. Ага.

– Это значит, м-м, «слишком большое сердце, чтобы охотиться». Может, Дэвид слишком дружелюбный? Слишком добрый, чтобы быть войной?

– Воином, ты хотел сказать, – мягко поправила она. – Возможно, ты прав. Пару недель назад Отец сказал нечто подобное.

– А ты?

– Могло быть хуже. – Это была правда, но тогда Кэролин еще об этом не знала. Думала, что лжет. И решила сменить тему. – Что это у тебя?

Она показала на клочок бумаги в его руке.

Майкл поднял клочок и посмотрел на него. Наморщил лоб. На бумаге было что-то написано – клинописью. Явно не пелапи.

– Отец говорит…

Он помахал рукой над клочком бумаги и протянул его Кэролин.

– Конечно. – Отец нередко присылал к ней детей за переводом, а Майкл едва помнил пелапи. Бо́льшую часть образования он получил в лесах, от их обитателей, а не из книг. Кэролин взяла бумагу, изучила ее. – Прочитать тебе все целиком?

Майкл выглядел расстроенным.

– Ты можешь… – Он свел ладони, словно сдавливая что-то, и безнадежно посмотрел на Кэролин. – Я не… слова трудные, сейчас. Для меня.

– Я знаю, – мягко ответила она. – Я изложу тебе краткое содержание. – Он не понял. – Скажу более коротко. Погоди минуту. – Она пробежалась по документу опытным глазом. – Это старая рукопись. Точнее, копия. Но речь идет о битве, которая случилась во втором веке, около шестидесяти пяти тысяч лет назад. – Он снова не понял. – Очень, очень давно. Много зим назад, много жизней.

– О, – сказал он. – Да.

– Это об… хм-м-м. Секундочку. – Она подошла к дальней стене и взяла с полки древний пыльный свиток. Развернула и быстро проглядела его. Кивнула. – Это об Отце. В некотором смысле.

– Об Отце?

– Ну, в некотором роде. Здесь говорится, что, м-м-м, изначально Рассвет пошел не так, как планировалось. – Рассветом называли битву, ознаменовавшую конец третьей эпохи. Все, что было после, считали четвертой эпохой, нынешней, эпохой правления Отца. – С первым восходом все прошло как по маслу, и молчаливых… кажется, это молчаливые?.. загнали в тень. Но когда Отец двинулся в последнюю атаку на Императора… Погоди! Тут сказано, что Отец был «повержен и сломлен». – Подняв брови, она посмотрела на Майкла.

Он непонимающе уставился на нее в ответ.

– Я не… Я не могу…

– Это значит, что Отцу надрали задницу.

– Отцу? – Майкл выглядел потрясенным.

Кэролин пожала плечами.

– Так тут сказано. Короче, этот Император надрал Отцу задницу. – Кэролин слышала об Императоре, но помимо факта его существования и того, что он главенствовал в третью эпоху, мало что знала. Наверное, он был еще тем гигантом, раз смог одолеть Отца. – Бла-бла-бла, удар, еще удар, для Отца все выглядело скверно… а потом… – Она умолкла.

– Что?

Она подняла глаза.

– Прости. – И прочла вслух: – А потом грянул гром с востока. И при звуке этого грома Аблака – так раньше называли Отца – Аблака восстал. И, глядя на восток, увидел, что гром был голосом человека, и человек этот был знаком ему. Этот человек был… не знаю, что значит это слово. Этот человек был чем-то там по отношению к Императору и его доверенным лицом. Но теперь узрел мудрость и присоединился к Аблаке. И при виде этого, м-м-м, яростьАблаки? Нет, не ярость. Его воинственное сердце. При виде этого воинственное сердце Аблаки ожило, и он восстал. И вместе с ним поднялись армии Аблаки, что лежали… мертвыми, надо полагать? Бла-бла… удар, еще удар… и так началась четвертая эпоха мира, эпоха Аблаки. – Она вернула бумагу Майклу. – В этом есть какой-то смысл?

Он кивнул.

– Ладно, хорошо. И к чему все это?

Майкл пожал плечами.

– Я встречаюсь с ним завтра… буду учиться у него.

– О. – Ее сердце упало. Ближе Майкла у Кэролин никого не было. Она хотела спросить, надолго ли он уходит, но вряд ли он сможет ответить. Что ж , подумала она, по крайней мере, у нас есть сегодняшний вечер. В Библиотеке ты быстро учишься ценить хорошие моменты.

– Имя, – сказал Майкл. – Как его имя?

– Отца?

– Нет. Грома с востока. Его.

Кэролин покосилась на рукопись, которую держала в руках, – сухая кожа, въевшиеся чернильные пятна.

– Нобунунга, – сказала она. – Его имя – Нобунунга.

На следующее утро после того, как Кэролин убила детектива Майнера во второй раз, она проснулась на полу гостиной миссис Макгилликатти. Рассвет едва забрезжил. По привычке Кэролин некоторое время лежала не шевелясь, с закрытыми глазами, чтобы никто не понял, что она не спит. По утрам ей приходилось тяжелее всего. Насколько она знала, никто – ни Отец, ни Дэвид, ни даже Лиза – не мог заглянуть в ее спящее сознание, поэтому именно там она строила настоящие планы. Но на грани сна и бодрствования было трудно отделить истину сердца от лжи мыслей, и у Кэролин часто подрагивал кончик пальца.

Она принюхалась, изучая обстановку. Майкл ушел. Как они и договорились, ушел до рассвета. Они встретятся позже возле бронзового Быка.

Остальные еще пребывали здесь, спали. Из задней спальни доносились слабые запахи кислого пота и свежей крови: Дэвид. С ними смешивались запахи жирной земли и гниющего мяса: Маргарет. Алисия была ближе, она только что вернулась из далекого будущего и пахла метаном. Миссис Макгилликатти готовила на кухне: кофе, картофель, обжаренный с чесноком, какой-то соус.

Кэролин едва заметно приоткрыла глаза. Эта американская комната по-прежнему казалась ей чужой, словно отблеск полузабытого сновидения. В календарных годах Кэролин было около тридцати лет, однако календарные годы – это далеко не все. К тому моменту как ей пришло в голову задуматься над собственным возрастом, она могла лишь строить грубые догадки. Она понимала все языки – мертвые и живые, людские и звериные, настоящие и вымышленные. И могла говорить на большинстве из них, хотя для озвучивания некоторых требовалось специальное оборудование. Сколько же их всего? Десятки тысяч? Сотни? И сколько времени потребовалось на их изучение? Даже теперь на новый язык у нее уходила почти неделя. Но глядя в зеркало, она видела молодую женщину. Отец давал ей препараты, улучшавшие память, заставлявшие мозг работать быстрее. Однако следует также принять во внимание, что время в Библиотеке текло иначе. А Кэролин провела там много времени, гораздо больше, чем другие.